«Анна всея Руси»

(к  130-летию  со  дня  рождения  поэтессы)

Об Анне Андреевне Ахматовой (23.06.1889 – 5.03.1966) написано немало. Статьи и книги, воспоминания о ней современников (и уж тем более её восхитительные стихи) хорошо известны всем ценителям великой русской литературы, отечественной поэзии. Из многих цитат, посвящённых творчеству поэтессы, для эпиграфа можно было бы привести слова Александра Твардовского: «Поэзия Ахматовой – это прежде всего подлинность, невыдуманность чувств, поэзия, отмеченная необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала».

Сегодня, когда читаешь статьи литературоведов и историков, занимающихся исследованием творческого наследия и биографии Анны Ахматовой, перечитываешь строчки её замечательных произведений, рассматриваешь ахматовские фотографии и портреты, невольно запоминаешь что-то существенное, её характеризующее не только как большого русского поэта, но и Человека.

Анну Андреевну Ахматову некоторые современники, хорошо знающие её, именовали не без основания «Анной всея Руси». Они видели в её облике и осанке, в обращении с людьми нечто величествен­ное, горделивое, полное человеческого достоинства. Так, Иосиф Бродский говорил, что, глядя на Ахматову, он пред­ставлял себе, что такой, вероятно, могла быть императрица Екатерина II. А немецкий писатель Г.В. Рихтер, присут­ствующий при вручении Анне Андреевне литературной премии в Италии, называя её «царицей поэзии», писал: «Анна Ахматова… высокая женщина, на голову выше всех поэтов среднего роста, подобная статуе, о которую разбива­лись волны времени с 1889 года и до наших дней. Видя, как она шествует, я внезапно понял, почему в России время от времени могли править именно царицы…»

Естественность, достоинство и бесстрашие были присущи Ахматовой в течение всей жизни, где бы она ни пребывала. Даже в поздние, нелёгкие для неё годы, в очереди за кероси­ном, в переполненном ташкентском трамвае, в больнице, люди, не знавшие её, сразу замечали в этой женщине «спо­койную величавость», неизменно вызывавшую восхищение. Её прекрасной внешности гармонически соответствовало истинное величие духа и обаяние необыкновенной личности.

Другие отмечали, что высокая свобода души давала Анне Ахматовой возмож­ность стоически переносить клевету и предательство, обиды и несправедливость, нищету и одиночество, которыми так была полна её жизнь. И проходила Ахматова через все не­взгоды так, будто мир земных реальностей для неё не суще­ствовал. Однако во всём, что было в этом мире, она оставля­ла свои знаки добра, сострадания и правды. Наверное, поэтому поэзия Ахматовой, наполненная светом, музыкой и тихой печалью, звучит так свободно, легко и впечатляюще.

Она прозвучала сразу, с первого своего сборника «Вечер», вышедшего в 1912 году (тиражом 300 экземпляров). Потом были «Чётки», переиздававшиеся до 1923 года восемь раз, «Белая стая» (1917), «Подорожник» (1921), «Anno Domini» (1922). В 1940-м вышел сборник «Из шести книг», а в 1943-м (во время войны(!)) «Избранное», «Бег времени» (1965)…

Судя по хронологии, можно увидеть, что пауза в публикации поэтических произведений Ахматовой длилась более десяти лет. Сегодняшние СМИ то ли по глупости, то ли следуя моде на антисоветизм, с удовольствием рассказывают о «невероятных тяготах» судьбы поэтессы, которую третировал «страшный социалистический режим», как будто бы напрочь забывая о том, что весь 19-й век (начиная с декабристов) прошёл под знаком жажды социальных преобразований в стране, где большая часть людей мало того, что была неграмотной, но и находилась в тяжелейших условиях жизни. Об этом откровенно и пронзительно писали едва ли не все классики русской литературы, жаждавшие справедливых перемен.

Конечно, никто не знал, чем обернётся стихия революций, прокатившаяся по Европе и закономерно накрывшая Россию, и каким окажется лицо отчаявшегося и доведённого до предела народа, погрузившегося в Гражданскую войну (которая будет продолжаться не несколько лет, а несколько десятилетий) и противостояние двух идеологий («красной» – социалистической, народной по сути, поднявшей многонациональную страну после всевозможных мытарств до небывалых высот, сделавшей её передовой Державой, и «белой» – дворянско-буржуазной, элитарной, при которой кучке правящих, «судьбою избранных» принадлежит всё и вся, а остальным в удел – холопски кучку обслуживать и, едва сводя концы с концами, довольствоваться разговорами о демократии и незыблемом «мировом порядке»), принимавшее иногда непредсказуемые (а то и чудовищные) формы… Кстати, сама Ахматова восприняла революцию как неотвратимую расплату за греховность прежней жизни, всего поколения и своей собственной. В ней созрело убеждение, что горькую чашу она обязана выпить до дна.

Новые стихи Ахматовой с середины 20-х годов почти не печатались. Её поэтический голос умолк на много лет. Сейчас трудно сказать, что было причиной этого: то ли обстоятельства «цензурные», то ли самой поэтессе было не до стихов и публикаций во время революционных и военных лет… Для Анны Андреевны наступил период жестоких испытаний. В начале 30-х годов были репрессированы её сын Лев Гумилёв (пере­живший в период репрессий три ареста и проведший длительное время в лагерях) и тогдашний муж Н.Н. Пунин. Все эти годы Анна Андреевна терпеливо хлопотала об освобождении сына и мужа, как хлопотала она и за арестованного своего друга, поэта Осипа Мандельштама. Но если Лев Гумилёв всё же впоследствии был реа­билитирован, то Мандельштам и Пунин погибли в заключении. Позже судьбам тысяч и тысяч заключенных и их несчастным семьям Ахматова по­святила свою великую и горькую поэму «Реквием»… Посвящала она потрясающие стихи и блокадному Ленинграду, и своей любимой (несмотря ни на что) стране, потерявшей в войне с «цивилизованной» фашистской Европой миллионы и миллионы людей.

О дружбе Анны Андреевны Ахматовой и Осипа Эмильевича Мандельштама, их встрече в Воронеже хотелось бы сказать особо.

Анна Ахматова и Осип Мандельштам познакомились весной 1911 года, когда оба только начинали печататься и входить в литературу. Вскоре они подружились и тёплые отношения друг к другу несмотря ни на что пронесли через всю жизнь.

Довоенный Воронеж, каким его видела Анна Ахматова

Получив от находящегося в воронежской ссылке поэта послание, в котором тот сообщал о своей болезни, Анна Андреевна выехала к нему. Презрев возможные для себя последствия (а за спиной у неё были расстрел бывшего мужа, смертельная опасность, нависшая над жизнью сына и жизнью собственной), Ахматова отправилась в Воронеж. Она прибыла в наш город 5 февраля 1936 года.

В полутораэтажном домике рядом с памятником Петра I (сейчас этот дом трехэтажный, в нём долгие годы размещалась детская поликлиника) Анне Андреевне друзья отвели комнату, в которой она прожила почти неделю, постоянно общаясь с семейством Мандельштамов и их немногочисленными приятелями.

Несколько дней общения двух выдающихся поэтов в Воронеже были наполнены высокой поэзией, чтением стихов, беседами о литературе, незабываемыми прогулками по городским улицам, разговорами о полной противоречий действительности. Оттепель, сменившаяся морозами, превратила весь город и Первомайский сад, который был хорошо виден из окна ахматовской комнатки, в хрустальную сказку. Тротуары, покрытые льдом, и остекленевшие деревья, несмотря на всю красоту, не могли умалить повода, по которому Ахматова оказалась в городе – ссылку и опалу друга-поэта. Будущее Мандельштама (как и будущее Ахматовой) ничего хорошего не предвещало. Впечатление Анны Андреевны от той февральской поездки в наш город легли в основу её стихотворения «Воронеж»:

И город весь стоит оледенелый.

Как под стеклом деревья, стены, снег.

По хрусталям я прохожу несмело.

Узорных санок так неверен бег.

А над Петром воронежским – вороны,

Да тополя, и свод светло-зелёный,

Размытый, мутный, в солнечной пыли,

И Куликовской битвой веют склоны

Могучей, победительной земли.

И тополя, как сдвинутые чаши,

Над нами сразу зазвенят сильней.

Как будто пьют за ликованье наше

На брачном пире тысячи гостей.

А в комнате опального поэта

Дежурят страх и Муза в свой черёд.

И ночь идёт,

Которая не ведает рассвета.

Ночь для Мандельштама закончилась в декабре 1938 года в лагере. Для Ахматовой она продолжалась до начала 50-х годов, когда её восстановили в Союзе писателей (в 1951-м) и свет увидели её новые переводы, статьи, а чуть позже и стихи.

В 60-е годы к Анне Андреевне, уже тяжело больной (она перенесла несколько инфарктов), пришло мировое признание. В 1964 году в Италии ей была вручена литературная премия «Этна-Таормина», а в 1965 Оксфордский университет присвоил ей степень почётного доктора. «Я счастлива, – писала она, – что жила в эти годы и видела события, которым не было равных». Ахматова ощутила свою личную судьбу как судьбу национальную и потому стала чистым и совестливым голосом эпохи. Голосом, пропевшим множество незабываемых откровений, среди которых было и воронежское, нам особенно дорогое и памятное.

P.S.  Вспоминая об Ахматовой, о противоречивом (и великом) времени, в котором жила она и её современники, нельзя не сказать об удивительном сыне Анны Андреевны Льве Николаевиче Гумилёве (1912 – 1992), выдающемся учёном, историке и географе, создателе естественнонаучной теории этногенеза. В 20 лет он начал трудовую жизнь в экспедициях. В 1934-м поступил на исторический факультет Ленинградского университета. В конце 30-х был арестован и осуждён на 5 лет. В заключении продолжал активно заниматься самообразованием. Во время Великой Отечественной войны из лагеря добровольцем ушёл на фронт. Демобилизовавшись, экстерном сдал экзамены и получил диплом об окончании университета, а уже в 1948-м защитил кандидатскую диссертацию. Во время следующего ареста начал писать книгу «Степной трилогии» – «Хуанну». Рабочим кабинетом его были лагерные бараки и тюремные камеры. После освобождения он привёз книгу в Ленинград (в 1956-м). в результате археологических экспедиций (1959 – 1964 годов) ему удалось сделать несколько серьёзнейших научных открытий. В 1961-м он защитил докторскую диссертацию. Он был автором нескольких научных статей, монографий, книг, одной из которых стала «Древняя Русь и великая степь»…

 Владимир  Межевитин