(несколько слов о юбиляре-шестидесятнике)

Как только не называли Евгения Евтушенко его современники, разные люди и в разные годы, знакомые с его жизнью и творчеством. Одни – вундеркиндом и гением, выдающимся русским поэтом, продолжателем славных традиций отечественной поэзии и человеком мира, другие – выскочкой и флюгером, позёром и эстрадником, ребёнком в политике, самонадеянным, самодовольным… Кто-то узнавал и любил его с первых же поэтических сборников начала и середины 50-х или многочисленных популярных песен, написанных на его стихи и звучавших повсюду, а кому-то претили желание поэта быть вездесущим и злободневным и рассуждать о вещах, в которых он мало что понимал, да и понимать не мог… Но когда сегодня видишь сделанное Евтушенко, то понимаешь, как много он успел и как интенсивно, будучи талантливейшим человеком, проявлял себя в разных областях творчества – литературном, кинематографическом, педагогическом, в многолетней общественной деятельности, наконец. А уж с каким знаком ему удавалось реализовывать себя в том или ином – рассудит, наверное, время, выставляя оценки и взвешивая на своих весах его достижения, заблуждения и неудачи.

По словам биографов и исследователей творчества Евгения Евтушенко, о нём написано более 300 общих работ, сотни статей и рецензий об отдельных сборниках и произведениях, несколько десятков – о поэтических переводах, более 200 – о языке и стиле поэта. Многие вещи его стимулировали создание музыкальных произведений, начиная от «Бабьего Яра», вдохновившего Д. Шостаковича на «Тринадцатую симфонию», и кончая известными песнями на слова поэта: «Хотят ли русские войны», «Вальс о вальсе», «Бежит река, в тумане тает…», «Дай Бог», «А снег идёт…», «Не спеши», «Со мною вот что происходит…», «Чёртово колесо» и другими.

Евтушенко был редактором многих книг, составителем ряда больших и малых антологий, вёл творческие вечера поэтов, составлял радио- и телепрограммы, организовывал грамзаписи, сам выступал с чтением стихов А. Блока, Н. Гумилёва, B. Маяковского, А. Твардовского, писал статьи, в том числе для конвертов пластинок (об А. Ахматовой, М. Цветаевой, О. Мандельштаме, С. Есенине, С. Кирсанове, Е. Винокурове, А. Межирове, Б. Окуджаве, В. Соколове, Н. Матвеевой, Р. Казаковой…). Говоря о работах Евгения Евтушенко в кино, специалисты всякий раз вспоминают его сценарный дебют – «поэму в прозе» «Я – Куба» (1963) и кинофильм М. Калатозова и С. Урусевского, снятый по этому евтушенковскому произведению, а вслед за тем и фильм С. Кулиша «Взлёт» (1979), где поэт снялся в главной роли – Константина Циолковского. Проявляя себя режиссёром, Евтушенко снял 2-хсерийную картину «Детский сад» (1983) по собственному сценарию, где работал и как актёр. В том же триедином качестве сценариста, режиссёра, актёра выступил в кинофильме «Похороны Сталина» (1990).

Произведения Евтушенко переведены на 72 языка. Издано более 80 книг стихов; из них более 20 книг переведено на языки народов бывшего СССР; около 10 книг публицистических статей и литературно-критических эссе, два романа, две повести «Пирл-Харбор» (1967) и «Ардабиола» (1981), 2 рассказа, 5 киносценариев, пьесы для театра и 170, включая отдельные книжные издания, переводов со многих языков страны и мира. Ещё одна грань его дарования – персональная фотовыставка «Невидимые нити», демонстрируемая в ряде городов бывшего СССР, показанная в Италии и Англии.

Евтушенко являлся почётным членом Американской академии искусств и Европейской академии искусств и наук.

В одном из комментариев к биографии поэта содержались такие слова (свидетельствовавшие, как теперь понятно, большей частью о его политической безоглядности, ребячестве и «наивности» – равно как и комментатора):

«В поэтическом словаре Евтушенко слово «застой» появилось ещё в середине 1970-х, то есть задолго до того, как оно вошло в политический лексикон «перестройки». В стихах конца 1970-х – начала 1980-х мотив душевного непокоя, разлада с «застойной» эпохой выступает одним из доминирующих. Ключевое понятие «перестройка» появится спустя время, но ощущение тупиковости «доперестроечного» пути уже владеет поэтом. Закономерно поэтому, что он стал одним из тех первых энтузиастов, кто не просто принял идеи «перестройки», но деятельно способствовал их претворению в жизнь. Совместно с академиком А. Сахаровым, А. Адамовичем, Ю. Афанасьевым – как один из сопредседателей «Мемориала», первого массового движения российских демократов. Как общественный деятель, ставший вскоре народным депутатом СССР и возвысивший свой депутатский голос против цензуры и унизительной практики оформления зарубежных выездов, диктата КПСС, её – от райкомов до ЦК – иерархии в кадровых вопросах и монополии государства на средства производства. Как публицист, активизировавший свои выступления в демократической печати. И как поэт, чья возрождённая вера, обретя новые стимулы, полнозвучно выразила себя в стихах второй половины 1980-х: «Пик позора», «Перестройщикам перестройки», «Страх гласности», «Так дальше жить нельзя», «Вандея»…».

Когда сегодня читаешь подобные строчки, имея за спиной опыт распада СССР и его жутких последствий (и в том числе захвата власти, природных ресурсов, национальных богатств кучкой предприимчивых и циничных дельцов), а вместе с тем анализируя войны в бывших республиках и автономиях разрушенного Советского Союза (и уж тем более нынешнюю войну на Украине), всякий раз размышляешь о людях, творящих историю или влияющих на умонастроения современников, творческих личностях, в том числе шестидесятниках и диссидентах, оказывающих то или иное влияние на исторические события, перевернувшие жизнь миллионов.

Во время монологов Евтушенко в различных телепередачах и суждений о нём коллег писателей и кинематографистов (в его юбилейные дни) мне невольно вспоминалось высказывание Антона Павловича Чехова о российской интеллигенции (которое в полной мере относится и к «лирикам», и к «физикам», и к кому угодно без исключения), где были такие слова:

«Мужики однообразны очень, неразвиты, грязно живут, а с интеллигенцией трудно ладить. Она утомляет. Все они, наши добрые знакомые, мелко мыслят, мелко чувствуют и не видят дальше своего носа – просто-напросто глупы. А те, которые поумнее и покрупнее, истеричны, заедены анализом, рефлексом… ноют, ненавистничают, болезненно клевещут…

Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую; не верю, даже когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр. Я верую в отдельных людей. Я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям – интеллигенты они или мужики, – в них сила, хотя их мало…»

А потом ещё возникал в памяти эпизод, связанный с Иваном Буниным и Константином Станиславским, когда после вечера, посвящённого Чехову, Станиславский, увидев впечатляющее и довольно артистичное выступление писателя Ивана Бунина, предложил ему (будущему нобелевскому лауреату) поступить в художественный театр и попробовать себя там не только в качестве драматурга, а и лицедея, отметив его исполнительское дарование – умение поразительно точно подметить и передать характер, мимику, жесты, особенности речи того, о ком он рассказывал. Бунин, то ли с иронией, то ли с негодованием ответил: «Я не дурак, чтобы быть актёром». Известно, что и Чехов отзывался об актёрской среде иногда весьма нелицеприятно, укоряя артистов в отсталости и эгоизме, узости кругозора, цинизме, равнодушии. Но ведь оба писателя-классика и о многих своих собратьях по перу были того же мнения. Достаточно почитать бунинские воспоминания о его современниках – прозаиках и поэтах, – упрекаемых им в ограниченности и скудоумии (а то и кретинизме). Выводы свои Иван Алексеевич делал не столько исходя из их сочинений (хотя и они имелись в виду), сколько после общения «вне творчества» с глазу на глаз. Известно, что о каких-то своих коллегах писателях уже позже нелестно и аргументированно отзывались Александр Твардовский и Михаил Шолохов, Юрий Нагибин и Владимир Войнович, Александр Зиновьев и Владимир Бушин… давая оценки сродни бунинским.

Для подобных взглядов и оценок часто существуют веские основания, и некоторые (если не многие) действительно их заслуживают из-за несоответствия собственных претензий и реальных возможностей. Расхожая фраза, что «если человек талантлив, то он талантлив во всём», представляется шаблонной пошлостью и не более чем льстивой, претенциозной фигурой речи, штампом, постоянно и бездумно повторяющимся. Жизнь столь разнообразна, сложна и противоречива в своих проявлениях, что разобраться хоть в каких-то из них можно, лишь приложив усилия серьёзнейшие, обладая необходимыми умственными способностями и должным опытом, а также чувствами меры, ответственности, любви, благодарности и, конечно же, сомнениями, сопутствующими человеку мыслящему, не позволяющему себе давать однозначные ответы на непростые вопросы.

Очевидно, слабостям и нелепостям человеческим несть числа, и несут их в себе люди самые разные и, может быть, даже беспредельно талантливые в своей области, но в других – выглядящие несостоятельными, крайне субъективными как в восприятии мира, так и оценках происходящих в нём явлений, тем более политических, требующих особой оптики, исторических знаний и способности их чувствовать и понимать.

Поколение так называемых шестидесятников было в основном поколением людей, которым, к счастью, не пришлось испытать кровавых ужасов войны, жизни в ледяных окопах, не довелось хоронить фронтовых друзей, собирая куски их разорванных тел после взрывов снарядов и бомб, и преодолевать ад боёв на полях сражений, а потом из последних сил восстанавливать разрушенную страну, превозмогая послевоенные тяготы…

Конечно, появившись на свет в 30-е – 40-е, они познали какие-то лишения, холод и голод тяжёлого времени (и даже потери близких). Но всё-таки отрочество и юность их проходили под знаком грандиозных свершений и созидания Великой страны, подъёма её науки, промышленности, искусства, светлых надежд и устремлений, первых полётов в космос…

Произведения авторов-шестидесятников были востребованы временем, а книги и журналы с художественными откровениями выходили (несмотря на ныне модные стенания о «страшных цензурных препонах» – явно преувеличенных) невероятными для сегодняшних дней тиражами…

Относят к этому литературному поколению и часть писателей-фронтовиков, чьё творчество начиналось в конце 40-х и 50-е, но прозвучало ярко в 60-е – в эпоху возродившейся после войны, буквально «восставшей из пепла» Державы, обратившейся с особым вниманием в те годы к внутреннему «космосу» человеческой души… О них всех, их современниках и последователях задумываешься всякий раз, когда пытаешься разобраться в причинах крушения Советского государства, в существовании нынешней России и той лепте, которую мог внести (и вносит) каждый, от кого зависит общественное мнение и в какой-то мере даже ход исторических событий.

В 60-х – 70-х годах в столичных кругах «правозащитные и диссидентские настроения» стали своего рода модой, распространявшейся по стране не только по определённым объективным причинам, но и не без участия внешних заинтересованных в этом сил. «Правозащитников» и «правдолюбов», правда, почти не интересовали причины мировых революций и войн, как причины и последствия Второй мировой войны, с её 70-миллионными жертвами. Они старались не вспоминать об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки, кровавых войнах в Азии и Африке, где некоторые страны десятилетиями боролись за свою независимость, освобождаясь от губительной колонизации («цивилизованной Европой» и Соединёнными Штатами Америки), и освободились во многом только с помощью Советского Союза. Их почему-то не волновали многочисленные людские потери в этой борьбе. Зато вынужденные «вводы» советских войск в Венгрию и Чехословакию оказались у них «притчей во языцех» на долгие годы. Свои претензии к советской власти, армии и государственной политике, а также противостояние «системе» некоторые представители племени диссидентствующих сделали смыслом жизни и в значительной степени стимулом к творчеству. В этой когорте оказались и люди, близкие Евтушенко, да и сам поэт, судя по некоторым его высказываниям и произведениям.

Кстати, одна из реакций лётчика-фронтовика, близкого мне человека, на евтушенковское «Танки идут по Праге» или другие подобные опусы мне запомнится ещё в юности. Подхватив последние слова песни Высоцкого «Случай в ресторане»: «…Дать винтовку тебе да послать тебя в бой! А ты водку тут хлещешь со мною. Я сидел, как в окопе под Курской дугой – там, где был капитан старшиною», – герой войны выдал отлуп всем, позволяющим себе пацифистские, безответственные, если не сказать вызывающие, несуразные вирши в адрес нашей армии (и политики Советского Союза), часто задевающие и даже оскорбляющие участников Великой Отечественной – чудовищного побоища, навязанного нам «цивилизованным» Западом (побеждённым в 1945-м, но жаждущим все последующие годы реванша и делающим всё для его реализации, ища в нашей стране себе союзников – легковерных, недалёких и фиглярствующих, малообразованных исторически):

Дать винтовку ему да на мины и в бой,

Чтоб не вторил фашистскому вою,

И в окоп ледяной, чтоб пожил там зимой,

Чтобы полз, как Маресьев, до дому.

 

Чтоб, как олух, не вякал на наших солдат,

На святые советские танки,

Что горели под Курском и брали Рейхстаг,

Где лежат миллионов останки.

 

Про Корею с Вьетнамом ему не понять –

Как про Венгрию, Чехию, Прагу.

Потому и «поёт», как фашистская… тать,

Чёрт-те что повторяя со страху.

 

Устремляясь к колонне предательской здесь,

Ни войны, ни огня не изведав,

Он бросает в лицо нам стихи – свою спесь,

Измываясь над нашей Победой.

 

Ни стыда у него, ни ума в голове –

Только понт да нелепые строчки,

Разрастаются свастикой в «детской» душе

И доходят до смрада, до точки.

                Глядя на «откровения» действующих лиц передач, посвящённых Евтушенко, мне не раз вспоминалось ещё, как в ходе полемических «перестроечных» теледебатов начала 90-х кто-то сравнил некоторых писателей, журналистов, идеологов и политиков с сиренами – сказочными демоническими существами (греческой мифологии), заманивающими своим пением всех, кто их слышал, в гибельные места. Аналогия эта была тогда не только символична, но и необычайно актуальна. Обстановка, в которой оказалась страна, была ужасающей… Деньги на фоне вопиющей деградации страны и разделения общества на классы становились основой и мерилом всего, смыслом жизни. Энтузиазм части наивных «правдолюбов» и «перестройщиков» на глазах сходил на нет. Многие из них исчезли из вида, пошли «на дно», кто-то покинул пределы Родины. Некоторые, уехавшие из страны (или выдворенные) в советское время, вернулись в Россию. Но ни те, ни другие прежней роли «властителей дум» уже не играли. Людям (в том числе и их бывшим читателям) было не до них. Гораздо более важным представлялось выживание государства и их собственное – в условиях обрушившихся на всех «свободы», бедлама, коррупции, чиновничьего и криминального беспредела.

                В поисках работы из разрушенной страны в Америку улетел и Евтушенко. Правда его неуёмной энергии хватало ещё на то, чтобы периодически возвращаться в Россию, продолжая и здесь свою деятельность.

…Они уходят от нас один за другим – неповторимые деятели нашей удивительной истории и культуры, создатели оригинальных произведений искусства (иногда выдающихся и даже гениальных, иногда спорных, а то и переоценённых, временами идиотических, но зачастую влияющих на наше сознание), среди них и писатели, выросшие и состоявшиеся в советскую эпоху – относительно безмятежную, социально ориентированную и всячески способствовавшую появлению новых дарований. Почти все они, в той или иной степени, оказались востребованы советским обществом, устремлённым к гуманистическим идеалам, где вдохновенный талант, бескорыстие и желание высказаться были важнее денег, славы, карьеры… Каждый жаждал совершенства (не только собственного, но и окружающего мира), творческих прозрений и взлётов. Многие из них сумели обрести особое признание современников, смогли воспарять в своих откровениях и изумлять нас творчеством и судьбой – будь то авторы-фронтовики, опалённые страшной войной, шестидесятники «города» и «деревни», а потом и лучшие из тех, кто появились вслед за ними.

Кому-то в трагические годы падения страны удалось прозреть и увидеть что-то существенное – «дальше своего носа». Иные продолжали жить в рамках устоявшихся взглядов, иллюзий и эгоизма, находясь «в малом круге внимания». А кто-то, поклоняющийся западной «цивилизации» (веками воевавшей с нами, всегда смотревшей на нас свысока и относившейся, как к сырьевому придатку), так и остался зациклившимся на ней, предпочитая обольщаться полученной «свободой», переходящей в хаос, и сменой государственного устройства. По-детски радоваться увеличивающемуся количеству отечественных долларовых миллионеров и миллиардеров (в конце 90-х и начале 2000-х) из списка Форбс, всякого барахла, «колбас», смартфонов, компьютеров и автомобилей, растущему благодаря нещадно продаваемым за рубеж национальным природным ресурсам, и прежде всего нефти (не замечая, что огромная часть соотечественников оказалась в нищете). Притом, что в одной семье, «неожиданно» и непомерно разбогатевшей, их, этих самых автомобилей, может быть несколько (и даже целая коллекция); в другой – один подержанный или купленный в кредит, в долг; а в третьей – ни одного, как и перспективы его приобретения… Более чем странным и нелепым кажется восхищение «престижной» мишурой и всевозможными химерами, когда Россия балансирует на краю гибельной пропасти из-за манипуляций и реформ «перестройщиков», зарубежных санкций, русофобской истерии, развёрнутой против России и войны, объявленной нам нашими «дорогими партнёрами», – оставаясь с изрядно разрушенной промышленностью, наукой, социальной сферой, провалившимся образованием, платной медициной, растущей безработицей, чудовищной коррупцией и разделением общества на хозяев и слуг, владельцев-«работодателей» и бесправных наёмников – почти рабов, – которых ждут в старости (если они доживут) пенсии в 9 – 15 тысяч рублей…

О тех, кто так или иначе оказался причастным к разрушению и распаду Советского государства или остался равнодушным к последовавшей за этим катастрофе, чаяниям своего обманутого, ограбленного и обездоленного народа, здесь, в эпилоге, можно сказать словами стихотворений (присланных мне после одной из публикаций о писателях-шестидесятниках) участника войны В. Александрова:

                     шестидесятникам-диссидентам

Сколько пишущих, ретивых

Было в прежние года,

Сверхталантливых, наивных,

Устремлённых в никуда.

 

Остро мыслящих, блаженных,

Понимавших лишь себя,

В инфантильность уходящих,

В ней погрязших навсегда.

 

Гениальными могли быть

«Виртуозы» иногда,

И шедеврами искусства

Покорять людей сердца.

 

Им казалось, будто небу

Нужен их талант в удел,

Что все ждут их откровений,

Уходящих в беспредел.

 

Став заложниками века,

Предрассудков, тайн и грёз,

Доводили диссиденты

И себя, и нас до «слёз».

 

Доводили до экстаза,

Фанатизма и греха…

На «трагедии» теперь их

Молча смотрят облака.

 

Инженерам душ мятежных,

Свой навязывавшим взгляд,

Так и хочется давно уж

Повернуть глаза «назад».

 

Чтобы, стоя на распутье

У «небесных» трёх дорог,

Возвращались в жизнь земную –

Ту, что не придумал Бог.

 

В не надуманную бытность –

В жизнь обманутых людей,

Погибающих в удушье

Новых «окаянных дней».

 

Смысл утративших и цели

Из-за «правды», что «взошла»,

Что с лихвою испытала,

Погружаясь в мрак, страна.

 

             * * *

В плену иллюзий, времени и слова

Мы оказались, как у гибельной черты,

Призыву вняв: «Всего важней Свобода!»,

Пошли с витиями искать иной судьбы.

 

Вслед за «свободами» мы обрели несчастья:

Отчизна пала и исчезла навсегда.

И мы остались на обломках «самовластья»

С тем, что наивная мечта преподнесла.

 

Прекраснодушные, живущие век рядом,

Рванувшие за дудочкой «вперёд»,

Мы захлебнулись «демократией», как ядом,

И оказались там, где чёрт не разберёт.

 

Поверили посулам и позывам,

Фантазиям и снам поводырей,

Лукавым словоблудиям спесивым

Сынов неверных Родины своей.

 

Предав историю, забыв заветы предков,

Погрязли в искушеньях, как в оковах,

И оказались связанными крепко

Бедой, обманом, временем и словом.

подготовил:  Владимир  Межевитин