(к 75-летию со дня рождения Владимира Шуваева)
Воронежскому поэту ярчайшего дарования Владимиру Павловичу Шуваеву (1946 – 2014 гг.) выпало судьбой жить во времени двух веков – 20-го и 21-го. Прозорливому и во многом пророческому взгляду его был открыт окружающий мир во всей своей полноте: необычайной красоте и страшных противоречиях, в борении страстей, столкновениях добра и зла, света и тьмы, богатства и нищеты, в бесконечных и причудливых переплетениях прошлого и настоящего. Через своё сердце он сумел пропустить и донести до читателей радости и боли родного Отечества и свою любовь к нему в книгах «Последняя вера», «20 век в стихах», а также в сборнике «Избранное», вышедшем уже после ухода поэта…
Владимир Шуваев родился во Владикавказе 6 октября 1946 года. Жил на Кавказе, в Сибири, Воронеже, Москве. Себя он считал воронежцем, потому что с Воронежем была связана, по сути, вся его судьба.
Длительное время работал Шуваев на воронежском телевидении (где прошёл путь от осветителя и оператора до главного режиссёра), а также в газетах и профессиональном спорте. Большая часть жизни, по словам самого поэта, проходила в разъездах по России, по её мелким и крупным городам и сёлам. Отсюда и появилось у него ощущение целостности всей страны – от кремлёвских стен до самых дальних полустанков.
Над стихами Владимир Шуваев работал практически всю жизнь, хотя первая книга появилась, когда ему было уже почти пятьдесят лет. Публикации в воронежской периодике и столичных журналах приносили восторженные отзывы читателей и острые всплески высокопрофессиональной критики. На столе Шуваева мирно уживались письма известнейших и непримиримых Вадима Кожинова и Владимира Лакшина, равно как и других деятелей отечественной культуры.
Именно им, при всём разнообразии и непримиримости позиций во взглядах на Россию (политических и художественных), во многом обязан автор «литературным выживанием» в годы творческого становления – сомнений и поисков своего голоса в поэзии. В тематическом смысле средой обитания поэт всегда считал всю человеческую планету, населённую страстями и трагедиями. Пронзительная любовь к ней (и, прежде всего, конечно же, к своей стране), мчащейся навстречу нашей общей судьбе, стала основным мотивом творчества Владимира Шуваева.
21 ноября 2014 года жизнь поэта неожиданно оборвалась. Нам остались его стихи, в которых запечатлена Душа прекрасного и глубокого художника, его размышления, тревоги и светлые надежды…
Отмечая 75-летний юбилей Владимира Павловича, хотелось бы привести нашим читателям несколько воспоминаний о нём близких ему людей, товарищей и коллег.
ЖУРАВЛИНАЯ ПЕСНЯ ШУВАЕВА
…20 ноября 2014 года он звонил мне, это был четверг. Мы договорились о встрече в Воронеже в понедельник (24 ноября). Владимир Павлович хотел обсудить со мной сборник его стихов, над которым самозабвенно работал последние месяцы. Очень торопился, хотел, чтобы сборник вышел в ближайшее время. К сожалению, в день намеченной встречи Володю проводили в последний путь. Со мной осталась острая боль утраты, память и стихи поэта.
Знаком с Владимиром Шуваевым я был много лет. Но это знакомство никак нельзя было отнести к близким, дружеским. Сблизились мы с ним в последние два-три года. Неожиданно для меня он оказался самым активным сторонником журнала «Берегиня·777·Сова», учредителем и редактором которого я стал. В «Берегине» Владимир Павлович напечатал несколько подборок стихов, которые полны гражданственности, патриотизма. В стихах Владимир Шуваев переживает все тяготы жизни России, вместе с ней падает, поднимается, идёт вперёд, страдает, побеждает, любит…
Не мне оценивать и сравнивать поэтов. Но думаю, Шуваев превосходит многих своей русскостью, своим русским темпераментом, характером, размахом и широтой, которые столь характерны для Руси, России. В его стихах любовь к Родине прозрачна, как детская слеза, весенняя капель, торжество, зарево победы, гордость за прожитое многовековетие, желание быть её оберегом сегодня, всегда.
Всё это в известной мере сконцентрировано в шуваевском стихотворении «Воспоминания о русском народе», которое есть в этой книге.
Владимир Шуваев остро реагировал на всё происходящее, значимо осязаемое. Не стало Виталия Ивановича Воротникова. Я подготовил некролог, прощание. Но Владимир Павлович принёс своё стихотворение о нём, и оно пошло в журнал. Как мне показалось, Шуваев был более точен, чем я, вспоминая этого замечательного советского человека, гражданина России… Без слёз нельзя читать стихотворение, посвящённое трагедии в Одессе.
Во время совместной поездки в Борисоглебск, я обратил внимание Владимира Павловича на то, что гибнут в России берёзы. Володя что-то записал на обрывке бумаги. На следующий день по телефону он прочитал мне стихотворение «Берёзовый реквием».
Запомнились слова:
Если мы рухнем под ношей,
Если мы дрогнем в бою –
Белой берёзовой рощей
Веру восполним свою.
«Берёзовый реквием» был опубликован в журнале «Берегиня» № 1(20) за 2014 год.
Владимир Павлович ушёл, не успев сделать (доделать) всего намеченного, так и не издав своей третьей книги… Память же о нём жива в сердцах тех, кто его знал, любил, ценил шуваевскую поэзию. На сорок дней в «Никитинке» (Воронежской областной научной библиотеке им. И.С. Никитина) вспоминали Владимира Шуваева его друзья, говорили искренне, проникновенно. Но для меня особый смысл имело выступление юной девушки, которая взволнованно декламировала стихи Владимира Павловича. Поэзия Шуваева востребована, она будет жить… В ней есть что-то космическое, пассионарное, она волнует, проникает в самые далёкие глубины души. Уверен, что нам доведётся встретиться где-то «на пыльных тропинках далёких планет». И мы ещё и ещё поспорим о философии жизни (и смерти тоже), ведь без споров не обошлась ни одна наша встреча… Мы обязательно вместе прочитаем «Молитву», которую Владимир Шуваев создал в начале октября 2013 года:
Родина! Ветром, тоской и душой
Я твои руки отмою…
Тысячу лет – умираю с тобой
И – воскресаю с тобою!
Над землёй парит стая белых журавлей. Среди них нашёл своё место и Владимир Павлович Шуваев. Журавли перекликаются о чём-то своём сокровенном. Из глубины журавлиной стаи слышится задумчивый голос Марка Бернеса, поющий песню на слова Расула Гамзатова. Бернес поёт и о Владимире Шуваеве, которого так не хватает…
Руслан Георгиевич Гостев,
доктор исторических наук, профессор,
депутат Государственной Думы РФ нескольких созывов
ДУШОЮ ЖИЛ
Мы были знакомы четыре десятка лет, когда я начинал вести радиопередачи, а он работал телеоператором в Воронежском телерадиокомитете. Человек он был разносторонний, играл в футбол, занимался боксом, учился в мединституте, в Воронежском государственном университете на факультете журналистики, снимал документальные фильмы и писал стихи.
Сдружились мы незаметно, а в последнее время встречались всё чаще; он был постоянным почётным гостем многих шахматных соревнований и мероприятий. Активно участвовал и в программе «Культура общества – основа нравственной политики государства», вот уже пять лет работающей в Воронежской области. И среди её других участников – а это знаменитые спортсмены с мировым именем, крупные учёные, писатели, общественные деятели, руководители предприятий и организаций – он всегда находился в центре внимания. Настолько был интересен.
Владимир Павлович Шуваев был и талантливым поэтом, и тележурналистом, имел звание профессора академии геополитики и являлся советником по культуре Председателя Совета Федерации России.
Переехав в Москву, он не покинул Воронеж. Город его юности, молодости и становления оставался дорогим и близким; и он, как представлялся случай, мчался сюда.
В строках его стихов рифма не главенствовала: в них клокотала жизнь, буйствовали мысли, любовь сочеталась с щемящей болью души. Добрые, светлые, умные стихи предлагали читающему их задуматься и о прошлом, о дне завтрашнем, о том, что нас окружает сегодня.
Его документальные фильмы о Хреновском конном заводе, о Павловском и Новоусманском районах и многие другие вошли в Золотой фонд культуры региона.
За его оптимизмом и решительностью, не сходящей с лица улыбкой, была ранимая душа, непростая жизнь. Он много работал, стихи нередко писал в поездах Москва-Воронеж и Воронеж-Москва.
В последнее время Владимир Шуваев был очень востребован. Его печатали толстые журналы и маленькие издания. Премий и наград было немало, как у нас в стране, так и за рубежом. Последние месяцы и дни работал над новым сборником. Не успел…
На встречах в залах он умел находить такие слова, что они буквально связывали выступающего с аудиторией. И возраст присутствующих значения не имел…
На его проводах было многолюдно, пришли депутаты, главы районов, военные, писатели, поэты, руководители предприятий и организаций, журналисты и тележурналисты. Было море живых цветов. Таких достойных проводов творческого человека я не видел давно. Прощаясь с ним, говорили о Владимире, его творчестве, его значении в культуре…
Юрий Георгиевич Селявкин, общественный деятель, журналист
ОН ПОДНИМАЛ В АТАКУ
Должно пройти время… Разум и чувства в противоречиях – как такое могло произойти? Кого мы потеряли? Вчера друг над другом подшучивали, спорили, строили планы на действенное участие в преобразовании России… Рвался в Москву, к власти. Нет, не лидером какой-либо партии стать, не в правительство войти. По своему призванию Владимир Шуваев был ещё и журналистом. Себя же не желал осознавать представителем «четвёртой власти». Первой! И только первой: влиять на умы властвующих, быть над схваткой, анализировать, открывать людей святого труда и святого подвига – показывать примеры достойного служения Родине.
Ему всегда казалось: вот, наконец-то, определился с кругом единомышленников – с его участием и участием друзей появится новая государственная телекомпания, издательский холдинг будет влиять на умы соотечественников выпуском духовно-патриотической литературы… Но постоянно что-то рушилось, кто-то кого-то не понимал, а он верил: путь избран верный. Только не сдаваться! И вот такое духовное родство определено с генералами Ивашовым, Таракановым, особым братством далеко не «бумажных» патриотов. Создался союз современных мининых и пожарских, здоровые силы, на которые должна опираться Отчизна! Многие ожидали праздника предстоящего совместного сотрудничества… Шуваев был не только одним из лучших журналистов, телеоператоров: прежде всего, в нём жил Поэт. Поэт незаурядный, ранимый, эмоциональный… Сердце не вынесло пережитого и свалившихся нагрузок – внезапно остановилось.
Будто и мы все споткнулись. Обычно, газетная строка – однодневка. Но не в случае с Владимиром Павловичем. Видится сборник не только его стихов высокой гражданственности, но поэзии в той связи с шуваевским подённым журналистским ярмом, которая «памятником будет» о времени, где Слово, если оно сказано Личностью, значило очень многое: организовывало атаку народного духа на силы безликости и серости.
Эдуард Петрович Ефремов, журналист
СУДЬБА ПРОДОЛЖИТСЯ В СТИХАХ…
Мы были знакомы много лет. Более четверти века. Вместе работали на телевидении, жили на одной улице, часто встречались, общались, перезванивались. Показывали друг другу свои режиссёрские и сценарные работы, статьи, стихи. Собирались вместе снимать художественный фильм по его сценарию. Всё время возникали какие-то общие планы, которым теперь уже не суждено сбыться… Впрочем, эта книга – в каком-то смысле частичное осуществление их, как и продолжение Володиной поэтической судьбы.
Незадолго до своего ухода он сообщил о том, что хочет издать небольшую книгу из новых и нескольких опубликованных ранее стихов. Когда его не стало, выяснилось, что стихотворения для печати окончательно не отобраны. Тогда и было принято решение включить в сборник всё то, что Владимир Шуваев выбирал сам в прежние годы для своих книг «Последняя вера» и «20 век в стихах», дополнив их стихотворениями нового цикла. Добавились к ним и тексты из рукописей, которые пришлось «расшифровывать».
Отматывая ленту времени, хочется сказать, что первые же мои знакомства со стихами Владимира Шуваева в конце 80-х годов вызвали ощущение необычайной радости и удивления. Самобытность, исповедальность и гражданственность их, глубина поднимаемых тем и проблем подкупали сразу и навсегда. Было ясно, что рядом с нами вырос поэт редкостного таланта и масштаба. Через несколько лет вышли его книги, о которых стали говорить, как о замечательнейших литературных событиях.
О впечатлении, которое производили стихи Владимира Шуваева, свидетельствовал и такой факт. Работая в Москве режиссёром и сценаристом в «Останкино» и на «Шаболовке» в передачах: «ПЭН-клуб», «Былое», «Поэтический альбом», – я встречался с самыми разными поэтами и писателями, известными всей стране. Не раз общался и с Булатом Окуджавой, даже бывал в его переделкинском доме. Зимой 1997 года появившуюся только что книгу Владимира Шуваева «Последняя вера» я подарил Булату Шалвовичу. Через несколько дней Окуджава позвонил и, назвав Шуваева уникальнейшим дарованием, заслуживающим самых высоких похвал, попросил меня познакомить его с Владимиром. Договорились об общей встрече весной – летом. Однако в начале июня Булата Окуджавы не стало. Запланированного общения не состоялось… Но наши с ним разговоры и восторженные оценки шуваевской поэзии я хорошо помню до сих пор. Как и то, что заслужить подобные отзывы могли очень и очень немногие.
Уверен, что Владимир Шуваев и сам хорошо понимал уровень своей поэзии и особо в оценках извне не нуждался. Но как всякий художник, продирающийся с ярким, бескомпромиссным талантом через равнодушие одних, зависть, а то и явное противодействие других, он не мог не порадоваться сказанному в свой адрес доброму, искреннему и восхищённому слову, ставившему его в ряд лучших поэтов современной России.
Володя, при всей своей телесной мощи, был деликатен и скромен. Он происходил из редкой породы благородных и сомневающихся Личностей, не афиширующих себя и не кричащих везде о собственных достоинствах, даже очевидных и уже признанных… Окуджава в своих оценках был далеко не одинок. Знаю о письмах Володе Александра Твардовского, Владимира Лакшина, Вадима Кожинова… Готовя эту книгу к печати, перечитывая стихотворения Владимира, каждый раз погружаясь в них, я восхищался живым дыханием его строк, ветрами, запахами и образами, их наполняющими, а также щемящей грустью и любовью поэта, разделяя его отчаяние, связанное с падением нашей Великой страны, и, в то же время, (пусть и не спешащие сбываться) надежды на её возрождение.
По-своему удивителен и закономерен удел любого большого поэта. Мы продолжаем разговор с ним и после его ухода. Как только обращаемся к оставленным нам книгам и откровениям, так сразу же возникает диалог – сиюминутный и волнующий. Стихи меняются вместе с нами во времени, предстают какими-то неожиданными гранями, новыми акцентами и смыслами, витающими вокруг нас сегодняшних. Конечно, это случается только тогда, когда поэзия одухотворена Талантом большого художника, наполнена светом его Души, живущей в строчках и между ними.
В стихотворениях Владимира Шуваева Света, Сострадания и Любви – предостаточно. Кажется, хватит на всех.
Владимир Александрович Межевитин,
режиссёр, сценарист, член Союза журналистов РФ,
редактор книги Владимира Шуваева «Избранное»
ЕГО БЕЗМЕРНАЯ ДУША…
С Володей Шуваевым мы познакомились в 80-е годы прошлого столетия. С того времени и подружились. Он умел вникать в каждого из тех, с кем хотел общаться. В его искренности невозможно было усомниться. Если ему что-то не нравилось в человеке, он говорил об этом сразу, потому что считал, что о недостатках людей, общением с которыми он дорожил, говорить нужно им самим, а не их друзьям и недругам. А поскольку это были люди разных творческих направлений и специальностей, это были почти всегда очень разные судьбы и характеры. Как, например, депутат Государственной Думы и учитель начальных классов, геополитик и поэт, высокого ранга чиновник и почти спившийся художник, за которого он искренне переживал и пытался остановить… А уж скольким он конкретно помог в сложных, а порой бедственных ситуациях… Всех – многих и разных – вмещала его душа. Только себя самого Володя не жалел, не щадил и за себя никого ни о чём не просил.
Его организаторскому таланту нужен был выход, точнее, «полигон» для «военных действий». Об этом он писал в стихах, говорил людям, которые умели его слушать.
Публиковался в областных и столичных журналах, о нём писали серьёзные критики, вышли в свет две объёмные книги стихов… Казалось бы, что ещё нужно человеку?.. Нет, этого ему было явно недостаточно. Он не мог не вмешиваться на самом серьёзном уровне в то, что происходит в нашей стране и в регионе, для чего и нужны были те самые рычаги, при помощи которых он мог бы влиять на – в общем и целом – осуществление нужных социальных проектов, на внедрение их на местах, в регионах.
Поэтический мир Владимира Шуваева вмещает в себя всю безмерность добра и любви и всю неотвратимость случившегося с нами, а отсюда – безмерную горечь непоправимости утраты…
А ещё – была и есть его бесконечная вера в нашу человеческую надёжность и порядочность, каким был и он сам – один из лучших поэтов России – Владимир Шуваев.
ЗВЕЗДА ПОЭТА ЕЩЁ ВСПЫХНЕТ
Казалось, он всегда был и всегда будет. Большой, мощный, сильный, как дуб-исполин, у которого впереди – века с их перипетиями провинциальных речных излучин, нехоженых лесных чащоб, заросших холмов, разбросанных по молчаливым равнинам, и плывущих непредсказуемыми маршрутами облаков по бездонному небосводу огромной страны.
Хорошо или нет, но люди забывают, или просто не хотят помнить, что, явившись однажды в белый свет, всё живое на земле уходит, уступая место вновь рождённому, что рано или поздно покинут и небесные светила, бессменно сопровождавшие их жизнь, и своих близких, которые, страдая от грянувших мук, станут думать, что высшие истины, где они так долго были счастливы, их предали. И, безусловно, будут правы. Увы, Володи больше нет…
Он был большим другом моей семьи. Проекту, над которым работали Владимир и недавно покинувший этот мир мой муж Виктор Беляев – генеральный директор серьёзной строительной фирмы – сбыться оказалось не суждено. Владимир чувствовал осиротевшую душу моей дочери, студентки Алёны, и его трогательная опека над ней стала нашей общей опорой и защитой.
Хорошо знаю его семью. Жена Надежда – тонкая ценительница настоящей поэзии. Меня по-настоящему восхищает её память: она цитирует Володины стихи легко и свободно. Наблюдать это со стороны удивительно и приятно. Дочь Катя, очаровательная молодая женщина с её незаурядным интеллектуальным мировоззрением, очень похожа на отца. Это была органичная семья, таких немного.
Уход Владимира Шуваева – большая потеря для русской поэтической мысли, несмотря на то, что его творческий мир своей должной известности, как ни странно, не имел. Стихи Шуваева – пронзительно-яркие, пронзительно-трагичные, удивительно пророческие – узнавать ещё предстоит. «Пусть развеяны твои истины и затёрты слова идей – помню лица такие чистые бескорыстных твоих детей». Это про эпоху? Или про «обманутое поколение» в его надоевшем, банально пошлом фразеологизме? Увы, это про всё. Или: «В этой схватке с нуждой и тщетой – сам собою никто из нас не был на развязках дороги земной под холодными сводами неба». «Эта жизнь, где ликующий свет! И любовь в нежной завязи почек обещала нам тысячи лет! Оказалась намного короче…» И везде эта трепещущая боль за Родину: «Как сигнальный огонь уходящего века, обнажённое сердце мерцает в ночи…». «Вот она – Родина! Храм на крови!» Какие строчки!..
Размах поэтической души Владимира Шуваева с её трагически философским мироощущением, с её вселенским дыханием, с непременным предчувствием неизбежного и преждевременного конца ярчайшим образом выражен в откровенно распахнутой бездне потрясающих строк: «Туда… Где разлуки – космический бриз… И синие всплески – в пустынях удуший! И нежности – гипертонический криз. И Племя Китов, занесённых на сушу…»
В апрельском номере журнала «Подъём» за 2014 год напечатана замечательная аналитическая статья доктора филологических наук, профессора Виктора Акаткина «Слово гнева и надежды» о поэзии Шуваева.
Услышан ли он современниками, замечен ли? Хочется надеяться, что много лет назад рождённая звезда поэта всё ещё растёт, набираясь совершенства, мудрости, мощи и красоты, чтобы однажды вспыхнуть на полночном небосклоне под белоснежным венцом высокого слова русской поэзии…
Валентина Ивановна Беляева, поэтесса
Из писем и статей разных лет (1996 – 2014 гг.)
«…Книга стихов Владимира Шуваева «Последняя вера» – биография русской души конца 20 века. Это книга-покаяние и книга-оправдание. А в художественном плане выход её – может быть, одно из самых значимых событий литературной жизни не только Воронежа, но и России.
Тема духовного, душевного, исторического сиротства, чувство пространственно-временной окраинности, ощущение конца, апокалиптичности – это и фон, и предмет поэзии Владимира Шуваева. Но поэт редко отстраняется, обособляется, он творит и живёт «на краешке века родного». Именно родного, где автор не холодный созерцатель. Его нравственное кредо – «Быть похожим на всех и виновным во всём…»
Вера у Владимира Шуваева – это, прежде всего, вера в добро, справедливость, способность личности противостоять разлагающему нигилизму, духовной энтропии…
Для Владимира Шуваева единственная реальность, которую он признаёт, – это реальность жизни души, её бессмертия. Вне зависимости от того, «какое милое у нас тысячелетье на дворе», поэт судит о власти, о государстве с позиций наличия или отсутствия незримой, идеально духовной стороны жизни человека. Русская душа, духовное бытие русского человека – пожалуй, главная тема поэзии Шуваева…
Владимир Шуваев, может быть, острее других своих сверстников чувствует экологический апокалипсис, трагический разлад между природой и человеком, который в своём эгоизме забыл о единстве всего живого…
При всей русскости, укоренённости Владимира Шуваева, он является поэтом планетарного мышления… Он любит жизнь, любит землю, любит людей и считает, что заблудился не только русский человек. Вся планета, всё человечество нуждаются в новой философии развития, или грядёт окончательный и бесповоротный конец Истории. Сам для себя поэт выбрал позицию стоика… Он никогда не эксплуатирует тему. Он предельно искренен и, как настоящий художник, всегда стремится уйти дальше своих предшественников, заглянуть в «роковые последние дали». Как человек мыслящий и чувствующий, он осознаёт, что всё меньше признаков, всё меньше проблесков в пользу нашего спасения. Но никто не знает ни своего последнего часа, ни последнего часа человечества. Это может случиться в самый неожиданный момент. Вспомним о разбойнике, распятом вместе с Христом. Когда он покаялся в грехах своих, пожалел невинно осуждённого, когда он поверил в Спасение, Иисус сказал ему: «Истинно говорю тебе: ныне же будешь со Мной в раю». Можно спорить с поэтом о том, что не бывает первой и последней веры, но его книга как раз об этом. О поиске настоящей, последней, единственной веры…
Пережив соблазны, заблуждения, Россия сосредоточивается, возвращается к истокам. В этом надежда».
Святослав Павлович Иванов, писатель, журналист
«…Если рискнуть сравнить стихи с цветами (благо, и то, и другое – квинтэссенция красоты), то у Шуваева они – полевые, неброские внешне, но хорошо укоренённые в земле, остро пахнущие ветром, росой и обочинной пылью. Никакой экзотики и – совершенный лик природы, в том числе – и человеческой… Отличают их не бурные эмоции, но тревожная глубина осознанного и прочувствованного, а она сама по себе однозначной, плоской быть не может…
Ровный тон, спокойная интонация, конкретность точек соприкосновения с реальностью позволяют воспринять стихи с восклицательными, а иногда и побудительными предложениями не как приказную риторику, но как правильно и с уверенностью понятый и точно найденный поэтом диагноз бытия…
Лирическому лаконизму – творческой манере Шуваева – доверяешь оттого, что он открывается собеседнику-читателю не в какой-то подступивший внезапно «момент истины», а в, на первый взгляд, рядовом разговоре – потому что при авторском немногословии таковой и есть всегда исповедь, откровение…
Важнейшая особенность поэзии Шуваева – в её историческом местоположении между предшествующими и будущими поколениями. В стихах Шуваева с нашим современником тесно соседствуют и те, и другие – и предки, и потомки…
В целом же, «Последняя вера» Владимира Шуваева – настоящее событие для читающего Воронежа, которое, пожалуй, стоит пока номером первым в ряду книгоиздательских новаций последнего времени».
Анна Владимировна Жидких, поэтесса, публицист
«Сердечно благодарю Вас за Ваши стихи. Это не просто поэзия – это глубокое переживание человека, искренне любящего Россию, верующего христианина и человека, утверждающего своим творчеством добро, справедливость и духовное возрождение России. Русская душа, духовное бытие русского человека, его покаяние – главная тема Вашей поэзии. Ваша Человеческая Вера очень близка к Вере христианской, её пророческой ясности и глубине. Вам удаётся зажечь читателя своим словом, увлечь его, заставить думать, уважать свою Родину – страну особую, «только Богу подвластную».
Желаю Вам здоровья, мира душевного и помощи Божией в Ваших благих трудах и творчестве.
С Божиим благословением,
митрополит Мефодий (Н.Ф. Немцов)»
«Поздравляю Вас с изданием Главной Вашей книги («20 век в стихах»). Думаю, что всё к лучшему – даже то, что за 30 лет это лишь второй Ваш сборник. Ясно виден Ваш духовный и гражданский рост от стихотворения к стихотворению на протяжении Всей жизни. О России Вы пишете искренне, свежо и проникновенно. В наше время не очень модно писать лирические стихи о Родине. Такие стихи на общем фоне прагматизма и циничности – почти подвиг. Муза Ваша тонкая, своеобразная и очень русская по своей внутренней сути. У вас есть чувство России, глубинное понимание неисчерпаемости её души, её тоски и её надежды, её веры и её бессмертия.
Благодарю Вас за доверие. Мне остаётся только пожелать Вам таких же глубоких стихов, радости и оптимизма – несмотря ни на что».
Никита Сергеевич Михалков, кинорежиссёр, народный артист России
«…У Шуваева есть откровения, которые незазорно присовокупить к пророческим шедеврам. Ощущение трагизма нашей быстротекущей жизни – главное свойство истинного Таланта. У Владимира Шуваева дарование больше, чем талант. Ибо некоторые стихи его – больше, чем стихи. Это сгустки мировоззренческо-философской энергии, космической праны. Ему даровано свыше чудесно фокусировать эту страшную и прекрасную энергию. Он может по-отцовски ласково согреть, а может беспощадно испепелить. Может вызвать слёзы умиления и штиль в душе, а может ввергнуть в пучину и геенну. И это тоже неотъемлемое свойство настоящего Дара.
Как известно, все поэты – суть певчие и иные птицы. У Шуваева дар не соловья и не жаворонка. Не пересмешника скворца и не циника попугая. И уж, конечно, не сорокопута. Его можно сравнивать с белоголовым орланом. Неброский с виду и совсем неэффектный – издалека – сидит, ссутулясь, вжимая в плечи голову, но вот потянулся, расправил крылья и – вздрогнешь самопроизвольно! – а он уже скользит в струящемся мареве, мощно и плавно, с грозным клёкотом, плывет над землёй, древней и вечно юной…»
Вячеслав Иванович Дёгтев, писатель
«…Владимир Шуваев – один из немногих поэтов некрасовской школы, ныне закрытой – то ли на ремонт, то ли для полной ликвидации. Он не принимает «беснованья и смеха» служителей нового порядка, но чуток ко всему, «что Богу отзовётся». Негодующий на все наши нескладности и язвы, он не с теми, кто болен застарелой ненавистью к России и русскому народу. Видя тонущего, он не поиздевается над ним, а протянет руку помощи. Чем беспросветнее тьма жизни, тем ярче должна пылать душа, чтобы стало светлее вокруг. Об «инфляции души», как явлении не только нашем, но и мировом, Шуваев писал ещё в конце 80-х. Не потому ли мы заблудились на перекрестьях «вселенских перепутий», не оттого ли предпочли «тьму низких истин»? В итоге, и «век не наш», и «дом чужой». И всё же он верит, что в покинутом доме «скрипнет дверь от вашего ключа», что всегда можно остаться самим собой. Как и любимый им Кольцов, он готов биться один на один с «темнотой окруженья»…
Патриотическая лирика – самая проблемная, чуть ли не запретная зона современной поэзии. Дошло до того, что её стали стесняться, будто шепелявости или шестого пальца на руке, а русофобия служит пропуском в интеллектуалы и прогрессисты. Патриотизм Шуваева не барабанно-показной, а природный, глубинный, требовательный к себе и граждански ответственный. В какие бы беды и прорухи мы ни попали, он всегда скажет: «Моя страна!» и никогда – «эта страна». Поэтому, вполне ожидаемым явилось название третьей книги стихов – «Бескрайняя вера».
С верой у нас во всех смыслах слова – и религиозном, и светском, и бытовом – темно и тревожно: и Богу, и себе, и соседу мы боимся верить. Однако пусто и холодно, когда «вера уходит из века», когда за тридцать сребреников готовы на «аборт души», когда оплёвывают святыни и погашают вечный огонь, когда «всё продаётся и оптом, и врозь», всё разменивается на мелочи удобств и удовольствий.
Утрачена вера – потеряно всё: душа, цветущий сад, разорена весна, кривые дороги повели в никуда. «Так жить нельзя», – предупреждали нас писатели ещё на этапе застоя. В ситуации духовного и нравственного распада и мутаций, полагали они, может быть действенной только «сверхлитература» (кажется, это слово принадлежит А. Адамовичу). Но и она не помогла. Колокол, ударивший полвека назад, всё ещё гудит и гудит, а рассвет еле брезжит за далёким горизонтом. Стихи Шуваева вливаются в эти звоны-зовы о нашем спасении. Не прозевать бы, не опоздать бы к рассвету и начать с ним новый, справедливый день…»
Виктор Михайлович Акаткин,
доктор филологических наук, профессор
Памяти Владимира Шуваева
* * *
Терять друзей – что раны сыпать перцем.
Темнеет даже утренний рассвет.
Но боль стрелой пронизывает сердце,
Когда уходит лучший друг – поэт.
Шуваев! Сколько в этом звуке!
Сплелись в нём совесть, честь и грусть,
Любовь к Отечеству, презренье к скуке.
Сошлась в нём вся Святая Русь.
Зачем, скажи, ушёл ты, наш дружище,
Сразив своею смертью наповал?
Проснулись мы на тёмном пепелище:
Опустошённость, мрак, обвал.
Характер твой никем не покорённый,
Душа твоя как русская река,
И стих, Отечеством насквозь пронзённый,
Застыл над Русью на века.
Леонид Ивашов, генерал-полковник, доктор исторических наук
ПРОЩАНИЕ С ВЛАДИМИРОМ ШУВАЕВЫМ
В наших пальцах тоненькие свечи,
Воском плача, тают и дрожат…
Вот ещё один уходит в вечность,
Отрешённо в гробе возлежа.
Отпевая, бас густой выводит
Не совсем разборчиво слова.
И от мысли: «Как же так, Володя?..» –
Кажется, взорвётся голова!
Кажется, сюда сейчас сквозь стены
Мир ворвётся, горестно скуля, –
Преклонит истёртые колена,
Возвратиться мёртвого моля…
Ты лежишь, ни в чём не виноватый.
Я и в жизни знал тебя таким –
Правильным, надёжным. Но обратно
Возвратить не смогут и стихи…
На пороге вечности прощаясь,
Я зубами крик сжимаю свой.
Ты ушёл, Поэт, – и ощущаю
Вновь себя я круглым сиротой…
Юрий Силантьев
* * *
Плачет, не веря в твоё новоселье,
Плачет синица…
Как тебе спится под этой метелью,
Как тебе спится?
Помнятся ль песни, костры, километры,
Недруги, други,
Волны донские, байкальские ветры,
Волжские вьюги?
Не одолжиться взаймы ни мгновенья,
Не надышаться!
Годы проносятся призрачной тенью,
Годы кружатся.
В песнях останутся нежность и смелость,
Ярость и жалость…
Как на земле и любилось, и пелось,
И горевалось!
Вот и земное тебе отоснилось
С лаской, бедою –
И к твоему изголовью склонилось
Небо седое…
Сергей Луценко
* * *
Ах, пьянящая юность! Но твоя ли, Поэт?
Разве в ней потерял ты истоки покоя
И безбрежность души за взлетевшей строкою
Навсегда в отворённое настежь окно?
И в неясных сомнениях в брезжащий рассвет
Ты бредёшь, словно призрак, в пальтишке убогом,
Ищешь слово – тот звук музыкального слога,
Что тебе одному лишь Всевышним дано…
И ты слышишь его – в скрипке, в вихре смычка!..
Треснул сук… Оглянулся. Лишь тень недалёко
Промелькнула и нет… И, сколь видело око, –
Только след башмаков на слепящем снегу.
Оглянулся опять – два бездонных зрачка,
Неподвижно застывших за ветвями ели…
Никого… Лишь задымленной горкой чернели
Алфавитные знаки на том берегу…
Валентина Беляева
* * *
Мы с тобой общались четверть века.
Раскрывая душу много раз,
Ты рассказывал мне о своём житье московском,
Начиная весело подчас.
Объяснял, что там не видно неба
Из столичных пробок, хоть умри,
Что назад в Воронеж так и тянет
И зовут воздушные пути.
Ты шутил, что сам теперь как лётчик,
А машина – дом и самолёт,
Сетовал, что в суете московской
У тебя прибавилось хлопот.
Говорил, столица раздражает
И в объятиях готова задушить,
Уверял, что после всех «полётов»
Хочется с душой в ладу пожить.
Босиком побегать, словно в детстве,
По траве росистой и лесам,
Искупаться в речке тихой русской,
Недоступной мусорным ветрам.
Повторял, что чаще надо к небу
Устремлять поступки и – мечтать,
Чтобы научиться человеку
Притяжение земли одолевать.
Предлагал кино снимать как песню –
Не о горе горьком – о любви.
И поведал мне, что часто стали сниться
Чайки, дирижабли, корабли.
Говорил о новой, третьей, книге,
Как приходят строчки по ночам
И о том, куда несёт Россию
По несчастным нашим колеям.
Не хватало времени всегда нам,
Всё ещё, казалось, впереди,
Но не выдержало сердце твоё, Палыч,
Как у лётчика уставшего – в пути.
Ты доехал до Воронежа и – баста!
Дотянул до дома самолёт
И упал не долетевшей птицей,
Оборвав на вдохе свой полёт.
Мне остались грустные поэмы,
Голос в трубке телефонной – навсегда,
Наши встречи, протянувшиеся в вечность,
И на память – неизбывная тоска.
Не унять её, как ни старайся:
Всюду – ТЫ, куда ни посмотри…
Открывая книгу, улетаю
Я в твои бессмертные стихи.
Владимир Межевитин
РУССКИЙ ПОЭТ
От сомнения к прозренью
Озарение как чудо.
То паренье, то паденье –
У поэта амплитуда.
Он и в нижней точке даже
Ищет зёрнышко для взлёта.
Тут забота не о стаже,
А души его работа.
Чьим-то другом стал, собратом
Иль соперником невольным,
А соперничество свято,
Если не самодовольно.
Суть не в стиле и манере,
И не в менторском всесилье –
В полноте любви и вере
В Родину свою – Россию!
Без неё и исполины,
Отливая сердцем строки,
Восходили на вершины,
Как вершины – одиноки.
Владимир Нефёдов
Материал подготовили: Владимир Межевитин, Сергей Ольденбургский