(к 90-летию со дня рождения)
О легендарном воронежском киноведе и педагоге Стале Никаноровиче Пензине «Воронежская историко-культурная энциклопедия» дословно сообщает следующее: что он родился 11 ноября 1932 года в городе Сызрань Средне-Волжского края (ныне – Самарская область). Известен как киновед, кинокритик, медиапедагог, кандидат искусствоведения (1968), доцент, член союза кинематографистов (1974), лауреат премий гильдии киноведов и кинокритиков (1987, 2003). В Воронеже с 1933 года. Окончил филологическое отделение историко-филологического факультета ВГУ (1955), аспирантуру ВГИКа (1967). Работал журналистом военной окружной газеты «Отважный воин» (Архангельск, 1955 – 56), фотокорреспондентом на воронежской студии ТВ (ВГТРК) (1958 – 62). С 1968 года преподавал в ВГУ, ВГИИ (институт искусств), ВГПУ. Руководитель городского киноклуба «Друзья десятой музы». Президент (с 1987) воронежского киновидеоклуба имени В.М. Шукшина, входящего в Федерацию киноклубов РФ. Основная сфера научных и педагогических интересов – теория и практика кинообразования. Публиковался в журналах: «Искусство кино», «Педагогика», «Подъём» и других. Автор многих книг, в том числе «Уроки кино» (М., 1986), «Кино и эстетическое воспитание» (В., 1987), «Кино Андрея Платонова» (В., 1999), «Основы киноискусства» (В., 2001), «Кино в Воронеже» (В., 2004 и В., 2011), «Мой Воронеж после войны» (В., 2008), «Мир кино» (В., 2009).
В интернете же существуют материалы, перечисляющие его статьи в газетах и журналах, другие его книги и вузовские пособия, а также сообщающие об откликах на уход этого замечательного человека из жизни 3 августа 2011 года, о том, что 11 ноября 2012-го в здании кинотеатра «Пролетарий», где проходили показы первого воронежского киноклуба «Друзья десятой музы», в память о нём была открыта мемориальная доска и после церемонии открытия состоялась презентация книги «Другой рядом с тобой», содержащей краткий анализ работ Сталя Пензина, подробную библиографию, воспоминания учеников, коллег и друзей.
Среди высказываний там есть и такие, где Сталя Никаноровича называют не только человеком, открывающим многим шедевры отечественного и мирового кинематографа, но и чуть ли не диссидентом. Автору этих строк, знавшему Пензина много лет (с начала 80-х), у него учившемуся в Воронежском государственном институте искусств, а также сотрудничавшему с ним и близкому его семье, хочется поделиться в дни его юбилея своими впечатлениями о нём…
Я хорошо помню первые его лекции на нашем актёрском курсе театрального факультета ВГИИ, неформальное общение с ним во время занятий (по марксистско-ленинской эстетике и истории кино, которые он преподавал) и вне их, когда мы обсуждали самые острые вопросы не только искусства, но и жизни страны.
Будучи членом компартии, никакими диссидентскими настроениями в начале 80-х Сталь Никанорович не отличался. Более того, у меня сложилось тогда убеждение, что, случись война, он первым бы бросился защищать Родину, как защищал его отец и миллионы советских людей, добровольцами ушедшие на фронт (отстояв километровые очереди в военкоматы) и готовые умереть за неё…
Сталь Пензин поражал нас своим рыцарским отношением к делу и людям, к просветительскому служению, которому был предан всей душой. Его неистощимой энергии приходилось только изумляться. Наш учитель всегда был бескорыстен и самоотвержен и казался уверенным в своих взглядах. Чужд какого бы то ни было самодовольства и выпячивания. Никогда не юлил перед начальством, не заигрывал с ним. Не участвовал ни в каких интригах. Он был открыт и благороден. К нему в те годы не прилипало никакой пошлости и гнусности. Как человек необыкновенный, он спешил поделиться восторгом от чужого таланта с любым неравнодушным и любопытствующим собеседником, студентом, другом, случайным зрителем. Таким и оставался до последних своих дней…
Надо сказать, советское кино (и лучшее мировое) 50 – 80-х годов давало немало поводов для восторгов и подвижничества. Десятки, если не сотни, фильмов российских и республиканских студий в то время удостаивались самых престижных международных призов. Гуманистическое содержание картин было обращено к вечным вопросам поиска и смысла человеческих устремлений, вечной борьбы добра и зла и вечного сопротивления человека, выставленного на «экзистенциальный холод» жизненных трагедий, комедий и драм. Для отечественного кинематографа никакого пресловутого «железного занавеса» не существовало. Ему рукоплескали на всех освоенных человечеством континентах и во всех странах. Да и какой мог быть «занавес», когда пол-Европы было в социалистическом Варшавском Договоре, а Азия, Африка и Южная Америка благодаря Советскому Союзу, его Победе во Второй мировой войне и поддержке освободились от чудовищной колониальной зависимости «передовых демократических» стран, грабивших их веками. Авторитет СССР был огромен. А «занавес» (идеологический), если и существовал, то со стороны некоторых европейских стран бывшей фашистской коалиции, потерпевших поражение в войне и примкнувших к блоку НАТО, а также со стороны США и Англии, боявшихся коммунизма как огня (натовский блок и создавших)…
Сталь Никанорович посвятил всю свою жизнь педагогике и кино, веря в то, что искусство может и должно совершенствовать человека. Девизом его более чем сорокалетнего просветительства и деятельности в нескольких вузах и киноклубах города вполне могла бы стать метафора Рея Брэдбери, определяющая великую задачу искусства: «Возьми меня за руку и переведи через эту ночь». В случае с кино она звучала необычайно точно и актуально.
В череде наших с ним встреч мне особенно запомнился один из зимних дней, когда на курсе мы репетировали чеховского «Дядю Ваню». Во время разбора сцены диалога Астрова и Сони в дверях вдруг появился Сталь Никанорович и попросил меня выйти к нему. Он стоял в распахнутой одежде, на которой таяли снежинки, – загадочный и воодушевлённый. «Вы там о докторе Астрове спорите, а я вам чеховскую подсказку принёс, – сказал он, протянув свёрнутый лист бумаги, на котором, как я потом узнал, было напечатано письмо Антона Павловича к своему приятелю, врачу Ивану Орлову. – Здесь – комментарий к вашей постановке, очень существенный и, наверное, выстраданный. Прочтите, мне кажется, это важно». Сталь улыбнулся своей незабываемой улыбкой и исчез, спускаясь по лестнице к выходу. Участие его меня чрезвычайно тронуло и приободрило. Вот так же несколькими месяцами ранее он предложил писать работу о выдающемся режиссёре и педагоге Сергее Герасимове, притащив мне целую кипу книг и каких-то заметок. Тогда впервые я и попробовал написать о том, что зацепило меня в герасимовской биографии, – нечто похожее на сценарий документального фильма. Вместе со Сталем Никаноровичем мы получили за эту работу диплом всесоюзного конкурса. Теперь мой неутомимый наставник помогал приобщиться к многогранному чеховскому миру – сложных переживаний, сомнений, мучительных размышлений о жизни и смерти, парадоксах человеческой природы.
С письмом к доктору Орлову, датированным 22 февраля 1899 года, я стоял у окна, за которым валил хлопьями снег. Одинокая фигура Сталя Пензина летящей походкой удалялась в наступающих сумерках. Помню, как, развернув бумагу, я прочитал чеховские строки: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую; не верю, даже когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр. Я верую в отдельных людей. Я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям – интеллигенты они или мужики, – в них сила, хотя их мало…». Слова эти Антона Павловича перекликались с монологами героя пьесы – доктора Астрова, очень похожего на самого Чехова. Только теперь произнесены они были не литературным персонажем, а самим автором. Глядя в почерневшее пустое окно, я подумал о том, что Сталь Никанорович (вместе с немногими другими «отдельными людьми») и является одним из тех самых Подвижников, о которых с надеждой говорил великий писатель. Говорил с уважением, любовью и благодарностью.
…Через какое-то время мы показывали зрителям «Дядю Ваню». На сцене звучали тихая щемящая гитара и откровения отчаявшихся чеховских героев, измученных неизбывными бедами российской жизни. Особо волнующими были слова Михаила Львовича Астрова: «Мужики однообразны очень, неразвиты, грязно живут, а с интеллигенцией трудно ладить. Она утомляет. Все они, наши добрые знакомые, мелко мыслят, мелко чувствуют и не видят дальше своего носа – просто-напросто глупы. А те, которые поумнее и покрупнее, истеричны, заедены анализом, рефлексом… Эти ноют, ненавистничают, болезненно клевещут, подходят к человеку боком, смотрят на него искоса и решают: «О, это психопат!», или: «Это фразёр!» А когда не знают, какой ярлык прилепить к моему лбу, то говорят: «Это странный человек, странный!» Я люблю лес – это странно; я не ем мясо – это тоже странно. Непосредственного, чистого, свободного отношения к природе и к людям уже нет… Нет и нет!». Там же, в монологе доктора Астрова, слышалось и такое: «Когда идёшь тёмною ночью по лесу и если в это время вдали светит огонёк, то не замечаешь ни утомления, ни потёмок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу…»
В зале сидел задумчивый и сосредоточенный Сталь Пензин, у которого, к счастью, был свой, согревающий многих, немеркнущий огонёк. Он знал об этом и шёл к нему несмотря ни на что…
Конечно, Сталь Никанорович не являлся ни политиком, ни историком. Родившись и живя в советское время – относительно спокойное, благополучное и предсказуемое, – не мог прочувствовать на себе всего того, что поднимало людей, доведённых до скотского состояния и отчаяния крайне ужасной, несправедливой жизнью, к протестам, бунтам, революциям в разные времена и в разных странах (в том числе и в России в начале 20 века)… Об Отечественной войне знал только как переживший её ребёнок (мало что понимавший, как все дети) и относившийся к ней позже как человек, военными и историческими событиями серьёзно не интересующийся. Не участвовал в грандиозном и очень нелёгком послевоенном строительстве страны, разрушенной «цивилизованной» фашистской Европой. Не понимал всей специфики государственного устройства и разницы между социализмом и капитализмом. Не работал в промышленности. Вряд ли мог в полной мере представить себе тяжелейший труд шахтёра, крестьянина, заводского работяги; ощутить бремя ответственности того или иного руководителя за завод, стройку, научный институт, запуск ракет в космос; за те или иные решения, принимаемые военачальниками во время войны… Едва ли что-то знал о деятельности западных спецслужб (постоянно работающих против Советского Союза и социалистических государств), провоцирующих по всему миру перевороты (в том числе в Венгрии, Чехословакии, Польше), кровавые бойни (в Корее, Вьетнаме, Афганистане, Чечне, Грузии…), экономические санкции и блокады, – о том, что называют геополитикой, интересами элит, «холодной» войной (являющейся, конечно, не только «холодной», а и самой настоящей горячей), приведшей к распаду СССР, а потом занимающейся и развалом России, успешно навязывая пропаганду «демократических свобод», безмерного «счастья», «справедливой» и сытой жизни в капитализме всем, «не видящим дальше своего носа»…
Сталь Пензин был романтиком и фанатиком кинематографа, со всеми, присущими этим понятиям свойствами: максимализмом, пристрастиями и предубеждениями, самонадеянностью, сложившимися в силу определённых обстоятельств взглядами и вкусом, и в то же время наивностью, восторженностью, смятением чувств, жертвенностью… Он был автором нескольких книг, киноискусству посвящённых, автором талантливым и плодовитым, но довольно субъективным, с некоторым посылом антисоветизма (в двух последних из них – «Мой Воронеж после войны» и «Кино в Воронеже»), полученным в перестроечные годы, когда устоять и сохранить независимую позицию было непросто. На массированную и изощрённую антисоветскую пропаганду в конце 80-х – 90-х поддались многие. Пензин являлся представителем своего времени и своего, не лишённого фрондёрства, круга…
У фрондёрских и диссидентских настроений части нашей интеллигенции будет своя история, связанная с «оттепелью» и «заморозками» политической жизни страны. В конце 60-х – начале 70-х годов (времени учёбы Сталя Пензина в аспирантуре ВГИКа и начала его работы в вузах Воронежа) в столичных, а потом и провинциальных кругах «правозащитные настроения» станут своего рода модой. «Правозащитников», правда, будут мало интересовать причины и последствия Второй мировой войны, с её 70-миллионными жертвами. Они не станут вспоминать об атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки, кровавых войнах в Азии, где некоторые страны будут десятилетиями бороться за свою независимость с помощью Советского Союза. Их почему-то «не заинтересуют» многочисленные людские потери в этой борьбе. Зато вынужденные «вводы» советских войск в Венгрию и Чехословакию окажутся «притчей во языцех» на долгие годы. Свои претензии к советской власти, армии и государственной политике, а также противостояние «системе» некоторые представители племени диссидентствующих сделают смыслом жизни и стимулом к творчеству…
К диссидентам Пензин не примкнёт, но некоторое влияние их на себе испытает. Впрочем, оно не будет довлеющим. Он сохранит замечательные качества подвижника киноискусства, неравнодушного, искреннего, одарённейшего человека, гражданина своей страны (выступавшего в Воронеже против строительства небоскрёбов в историческом центре и приватизации кинотеатров), за которые его нельзя будет не уважать и не ценить. Ценили, уважали его и восхищались им многие. В том числе и я…
Успех едва ли не каждого значительного человека-творца почти всегда связан с женщиной, которая находится рядом, окрыляет и помогает, вдохновляя на творчество, подвижничество, преодоления. Сталю Никаноровичу повезло и здесь. Рядом с ним всегда находился друг и помощник – его жена Альбина Борисовна – умная, чуткая и обаятельная женщина, прошедшая с ним по жизни со студенческих университетских лет, разделившая с ним счастье и трудности бытия, сохраняющая его архив, рукописи, фотографии и его дом. Дом, в который приходили друзья и ученики, в котором рождались творчество и подвижничество, статьи и книги, свет и добро, необходимые многим.
Владимир Межевитин