(И ПЕСНИ, И СТИХИ, И ПАМЯТИ СТРАНИЦЫ…)
На удивление быстро и безжалостно бежит время. С какого-то момента, наверное, у каждого возникает обескураживающее ощущение его ускоряющегося бега. Исчезают минуты и часы, дни, недели, месяцы и вместе с ними годы. Кажется, ещё недавно были какие-то важные для тебя события, яркие новые впечатления, открытия и откровения, разговоры, споры, несчастья и радости… И вдруг осознаёшь, что прошло уже немало месяцев, а то и лет. Уходы друзей и близких, расставания с ними навсегда – жесточайшие саднящие отметины в летящем временном потоке, уносящем всё неизвестно куда. И как жалко бывает, что не успеваешь ушедшим сказать при жизни нужных и признательных слов.
В начале весны, когда заговорили об отмене изоляции из-за пандемии, снятии запретов и ограничений на проведение концертов и спектаклей, творческих встреч, выставок и фестивалей благодаря ниспадающей волне ковида и тотальной вакцинации, щедро рекламируемой повсюду как спасение запуганных донельзя людей (будто загипнотизированных и забывших о других более страшных болезнях и вопиющих социальных проблемах), – несколько воронежских библиотек обратились ко мне с предложениями о проведении вечеров памяти поэта Владимира Шуваева, чтения его стихов, статей, им написанных, показов фильмов, им снятых, – в этот юбилейный для него год. Обращающиеся предлагали согласовать совместные планы и «программы проведения будущих мероприятий».
После одного из телефонных звонков и общения – обстоятельного, конкретного и показавшегося мне предельно искренним, решил я пересмотреть материалы, касающиеся биографии друга и прежних вечеров, ему посвящённых, которые мы проводили с его женой Надеждой Шуваевой, Татьяной Кутеповой (заместителем директора Воронежского медицинского колледжа и горячей поклонницей поэзии), Ириной Ким, Русланом Георгиевичем Гостевым (доктором исторических наук, депутатом Госдумы, шуваевским товарищем) и энтузиастами ряда библиотек, отмечая памятные даты жизни поэта и выход книги «Избранное» (мною редактируемой и увидевшей свет благодаря Руслану Георгиевичу).
Размышляя над сценариями предстоящих встреч или возможной телепередачи о поэте и людях, с ним и его творчеством связанных и продолжающих поэтическую судьбу Владимира, принялся перечитывать я свои черновики, перебирать вырезки из газет и журналов, делая пометки, и слушать записанную недавно в радиостудии нами с Сергеем Сыноровым аудиокнигу Владимира Шуваева. Погружаясь в прошлое, думал о времени, несущемся стремглав и преподносящем свои непредсказуемые и коварные сюрпризы, в том числе смерти дорогих людей…
Дневниковые страницы того мартовского дня с выбранными цитатами из газетно-журнальной периодики сегодня, листая, читаю вновь в связи с приближающимся юбилеем друга:
…В 2021-м Шуваеву исполнится 75. Его жене Наде в 2020-м было 70. Оба ушли. Он в 2014-м, она – спустя четыре года. Думая о них, вспоминаю наши последние встречи. С ним – с медколледже, где он читал свои новые стихи. С Надей – в хосписе, в Стрелице. Там она лежала, умирая. В приближающийся конец не верила, как и все, надеясь до последнего на чудо. Помню, услышав по радио о начавшемся бардовском фестивале, стала уговаривать поехать туда и передать привет Ире Ким – исполнительнице целого цикла песен на стихи Володи. «Передай ей, что я её люблю и ценю очень, – говорила Надя. – Что она подарила его строчкам ощущение полёта и трепета своей души. Необыкновенной. Скажи ей это перед её выступлением. И что я мысленно с нею. Как только вернусь домой, встретимся и обо всём поговорим… Попоём…»
До фестиваля я не добрался: не смог. Позвонил Ире и передал Надины слова. Договорились при первой же возможности вместе поехать в Стрелицу… Не успели…
Как иллюстрацию к тем дням нахожу заметки о бардовском слёте последнего для Нади лета – фестивале, на котором она хотела побывать, чтобы услышать стихи мужа, положенные на музыку своей новой талантливейшей подругой:
«…Начало жаркого солнечного дня. Ощущение предстоящего необыкновенного и в чём-то непредсказуемого события. Людской гомон на берегу Воронежского водохранилища. Детские крики, беготня и возня. Звуки гитар. Разрастающиеся по округе разноцветные палатки. Копошащиеся вокруг них «робинзоны» и «пятницы». Появляющиеся там и сям плакаты с названиями разных городов и стран, районных центров области. Полевая кухня. Возведённые сцены с микрофонами и усилителями. Около них хлопоты ответственных за технику, за списки участвующих в конкурсах и концертах, за предстоящий песенный праздник, имя которому «Парус надежды». Проходит он уже более 20 лет. Днём смотры, встречи, суета. Вечером и ночью – концертные выступления. Песни у палаток и костров. Огни фонариков. Мельтешение насекомых. Звёздное небо… С утра щебетание птиц. И снова песни и стихи… Три дня веселья, братаний, обмена впечатлениями, несмолкаемые разговоры, споры, воспоминания и новые знакомства, туристическая концертная жизнь с песнями под гитару, на природе, под «Парусом надежды»…»
Читая, в который раз ловлю себя на мысли, что правильно, просто и в то же время символично назвали свои фестивали авторской песни воронежцы – «Рамонский родник» и «Парус надежды», призывающие к утолению жажды, очищению и творческим устремлениям души с парусом, помогающим взлетать к мечте вместе с друзьями, приезжающими на фестивали, ставшие «давно международными и объединяющими вокруг себя самых разных поклонников поэзии и музыки – как начинающих, только пробующих себя в этом удивительном бардовском жанре, так и уже известных в песенных кругах, маститых, становившихся лауреатами и призёрами всевозможных конкурсов, проводящихся в России и некоторых республиках бывшего Советского Союза…»
…Погружаясь в текст, ищу упоминания имён основателей бардовского движения (неоднократно нами с Володей вспоминаемых и обсуждаемых), возникшего в послевоенное время, когда страна, едва восстановившись от колоссальных разрушений и миллионных человеческих потерь, причинённых «цивилизованной» (фашистской) Европой, взялась за гитары и запела о вечных, волнующих всех любви и дружбе, мечтах и надеждах, радостях и бедах, сомнениях, разочарованиях, отчаянии… и опять надеждах. Всём том, что сопровождало человека с момента осознания себя ЧЕЛОВЕКОМ… И нахожу вместе с фотографией молодого Владимира Шуваева с гитарой в руках следующее:
«…Высокий поэтический уровень (не только лирический, но и гражданский, философский) в лучших своих песнях задали Владимир Высоцкий и Новелла Матвеева, Булат Окуджава и Евгений Клячкин, Евгений Бачурин и Юлий Ким, Александр Галич и Михаил Ножкин, Александр Дольский, Юрий Визбор, Вадим Егоров, Александр Розенбаум… Появились и замечательные исполнители, обращающиеся к стихотворениям других поэтов и создающие силой своего таланта произведения проникновенные и незабываемые: Елена Камбурова, Жанна Бичевская, Сергей и Татьяна Никитины, Александр Хочинский, Николай Губенко, Валерий Золотухин, Дмитрий Межевич, Владимир Качан… Все они по праву также считались авторами песен, поскольку, обладая тонким вкусом, являли на свет композиции самобытные и уникальные…»
…Упоминание Хочинского, Межевича и Губенко особенно отрадно. Мы с Володей бывали на их выступлениях и с ними общались. В последние годы наши сошедшие с ума на антисоветизме, обуржуазившиеся и продажные подловатые СМИ о них почти ничего не говорили. Как не говорили и о Новелле Матвеевой, Евгении Бачурине, Людмиле Тумановой, Елене Фроловой, Вете Ножкиной, Елене Касьян… У меня на столе среди книг – губенковский сборник «Театр абсурда. Во что превратили Россию». Публицистика острая, отчаянная, состоящая из интервью Николая Николаевича разных лет – 90-х и 2000-х. Книга Губенко – рядом с шуваевской, один из экземпляров которой я передал как-то на «Таганку» (Николаю Губенко и Жанне Болотовой) через Ирину Ким, отправлявшуюся на Всероссийский конкурс «Виват, таланты!» в Москву. Конкурс был огромный. Более 800 участников в разных номинациях. В «Авторской песне» победила Ким с «Женщиной на берегу» на стихи Шуваева, растрогав и восхитив своим пением видавшее всякое столичное жюри… С Жанной Болотовой и Николаем Губенко установился с того времени человеческий контакт. А из статей об Ирине конкурсного периода, где она исполняла серию шуваевских стихов, положенных ею на музыку, хочется привести несколько высказываний московских специалистов-искусствоведов:
«Среди участников и даже некоторых лауреатов бардовских фестивалей, конкурсов и концертов нередко видишь, как одни исполнители демонстрируют большей частью лишь владение музыкальным инструментом, другие – вокальные данные при далеко не совершенном поэтическом материале. А главное, не умеют достичь в своём вербальном творчестве или исполнении необходимого Смысла и Сверхзадачи, по-настоящему глубокого, волнующего содержания, запоминающегося эмоционального впечатления, и значит – поднять песню до уровня искусства. В отличие от них, воронежская исполнительница Ирина Ким, заявившая о себе на сценах таких фестивалей как «Белое солнце пустыни», «Ковчег», «Парус Надежды», «Рамонский родник» (и ставшая там победителем в номиациях «исполнитель» и «автор музыки»), поражает тем, что может не только убедительно «показать» песню, выбрав для неё превосходную литературную основу, но и, как никто, «прочувствовать» многообразие её тончайших оттенков, со всей щедростью душевного переживания – вдохновенно и пронзительно…
Всякий раз, одухотворяя своё песенное обращение, окрыляет она поэзию только что рождённой эмоцией – абсолютно искренней и проникновенной, точным интонационным «прочтением», подтекстом и Высоким Смыслом. Её выступления приглашают к откровенному разговору по душам, которого так не хватает нам сегодня (как, впрочем, не хватало во все времена), и воспринимаются как глоток чистого воздуха, приносящего ощущение полнокровной жизни, то сказочно-причудливой, то вполне реальной – с радостями и печалями, разочарованиями и надеждами – и всегда сопровождающейся счастьем встречи с истинным гармоничным искусством…»
Культуролог Владислав Александров (Москва) и музыкант Владимир Котов (Санкт-Петербург) друг за другом говорили о том, что:
«…Талант Ирины Ким в какой-то степени оказался созвучен таланту ранней Елены Камбуровой, но не стремлением к актёрским перевоплощениям (в коих с лихвой в своё время преуспела Камбурова) и широтой голосового диапазона, а правдивостью чувств и умением раскрывать и доносить самую суть, идею, тему авторского произведения, выбранного для общения со зрителем, способным разделить с исполнителем его чистосердечный, трепетный посыл. Роднит двух этих чудесных исполнительниц также удивительная деликатность, изысканность и редкая ныне ответственность за появление собственного «я» на сцене, которые отличают подлинного Художника от претенциозного ремесленника или бесшабашного дилетанта, пусть даже и обращающего на себя внимание своим напором и удалью…»
И дальше было не менее важное, часто звучащее и в наших с Шуваевым рассуждениях:
«…Остаётся сожалеть, что публика не всегда в полной мере понимает разницу между «формой» и «содержанием», не способна поднять планку собственной взыскательности и вкуса, столь необходимых и авторам для обратной связи, для объективной самооценки и способности к развитию. Касается это исполнителей (как начинающих, так и уже известных), не отдающих себе отчёта в том, Чем они занимаются и для Чего в тот или иной момент жизни…
Некоторые классики бардовской песни называли её «думающей песней для думающих людей», не раз напоминая о том, что наше общество деградирует, теряет духовность, а талантливые песенные откровения и настоящие, наполненные смыслом стихи противодействуют подобным обстоятельствам несмотря ни на что… «Чтобы противостоять массовой культуре, нужно нечто серьёзное, личностное, ответственное», – уверяли они. Вот это «серьёзное, личностное», думающее и продолжает наполнять сегодня композиции лучших авторов, к которым, безусловно, принадлежит и Ирина Ким…»
Соглашаясь со столичными искусствоведами почти во всём, кроме, может быть, восторгов по поводу Камбуровой и сравнений с ней (ибо талант Ирины Ким и вкус её ставлю выше камбуровского и многих других, вместе взятых), продолжаю читать:
«…Последователям (идущим за первооткрывателями, ставшими классиками) было непросто, ибо настоящий талант – дар редкий, необъяснимый, вырастающий в определённых обстоятельствах и условиях, способствующих его развитию. Не могут наделить песенные откровения высоким смыслом (если не хватает опыта и извилин в голове) ни хорошее владение инструментом, ни впечатляющие вокальные данные автора-исполнителя – самонадеянного, не требовательного к себе, с узким кругозором, сосредоточенного на мелкотемье, творящего в атмосфере, где взят курс на развлечение и самолюбование, где отсутствуют ориентиры и образцы, а графомания и пустяшные «опусы» ставятся в один ряд с произведениями, поднимающимися до уровня подлинного искусства…»
Продолжая погружение в тему «настоящести» поэзии и песни, нахожу и какую-то свою статью, говорящую о важности фестивалей, дающих возможность обратиться к проверенной временем «классике жанра» (почти всегда наполненной Смыслами и Сверхзадачами) и ко всему наиболее значительному, появляющемуся вновь. И о том, что такое обращение может явиться необходимой школой мастерства (для тех, конечно, кто способен учиться и развиваться), лабораторией творческого роста, которая даёт ещё и возможность взглянуть на себя со стороны, как-то сориентироваться в пространстве, «обрести «парус», устремляющий вперёд, или припасть к «роднику», который может напоить «живой водой» – новыми впечатлениями, силами, новым качеством, обозначить более высокие цели, помочь ощутить необходимость совершенствования и ответственности перед зрительской аудиторией, внимающей автору, его мыслям и чувствам…»
Сегодня уже многие осознают: авторская песня, исполняемая на русском языке, и качественная социально ответственная поэзия представляют собой чуть ли не рубеж обороны национальной культуры, на которую активно наступает культура иноязычная, чужеродная, со своими «ценностями», навязываемыми довольно агрессивно и изощрённо через кинематограф, телевидение, интернет, литературу, эстраду, экономику, геополитику, трактовки истории… Вот тут и нужны среди других необходимых мер фестивали авторской и народной песни, просеивающие золотоискательским способом всяческий «песок», находящие в нём достойные внимания дарования и говорящие о том, что наша потребность обращения к национальным истокам, к счастью сохраняется несмотря ни на что, как сохраняется и стремление людей, на одном языке говорящих, к своему объединению и сотворчеству.
Надо сказать, Воронежу во многом повезло: ещё в советские годы он стал городом вузовским, не только промышленным, но и театральным, литературным, музыкальным, с огромным творческим потенциалом «физиков» и «лириков». Здесь и теперь живёт немало энтузиастов бардовского жанра, поэтов, музыкантов, ценителей литературы, театра, изобразительного искусства, музыки, песен… Есть и педагоги, занимающиеся с подрастающим поколением (уцелевшим от многолетней массированной оболванивающей обработки на западный манер), тянущимся к отечественной «поющейся» поэзии, к Слову как таковому, нас возвышающему и хоть как-то оберегающему от пошлости, грязи, окончательного опустошения, падения и озверения.
Признательных слов заслуживают основатели воронежских фестивалей: «Паруса» – известные барды Лариса Дьякова (в репертуаре которой тоже есть шуваевские песни) и Александр Демиденко и «Родника» – Александр Ефремов, а также талантливый репьёвский бард и педагог Игорь Горяинов. Есть и ещё несколько уважаемых и значимых личностей, проявляющих себя на этом музыкально-поэтическом поприще и расширяющих его географию.
Если же возвращаться к Ирине Ким, то, наверное, всем поклонникам известна её творческая биография, начинавшаяся в сложное для всех время конца 80-х – начала 90-х годов. Судьба не баловала её подарками – шумными успехами и лёгкими победами. Да и сама она до какого-то времени не стремилась выступать с концертами на сценах и фестивальных площадках, предпочитая оставаться в кругу близких людей, вкусу которых доверяла и которым показывала свои песни. К тому же жизнь после окончания воронежского пединститута (Ирина – историк и психолог по образованию) проходила в вынужденных «путешествиях» по городам и весям России и Казахстана, вдалеке от столиц и столичных возможностей, на фоне развала страны, политических и социальных потрясений, войн (от «афганской» до «кавказской»), всевозможных испытаний. Но, может быть, именно благодаря им исполнительница предстаёт сегодня индивидуальностью, наделённой богатым эмоциональным и житейским опытом, помогающим незабываемо донести песню до слушателя, наполняя её необычайной внутренней энергией и магнетизмом, интеллектом и обаянием, только ей (Ирине Ким) присущей интонацией и мыслью.
В разговоре после одного из концертов с упомянутыми столичными ценителями и знатоками песенного творчества мы сошлись во мнении, что бардовская песня как художественное явление крайне беззащитна. Певцу не спрятаться здесь ни за хитроумную аранжировку оркестра, ни за взрывающие уши децибелы электронных громыханий, ни за ослепительные, эпатажные костюмы, ни за немыслимые прыжки на сцене и всякие танцевальные выкрутасы. Ему не помогает ни режиссёр за телевизионным пультом, ни виртуоз-звукооператор радиостудии (оснащённой всеми возможными средствами современной техники), тонко скрывающий недостатки и выявляющий (а то и многократно умножающий) достоинства. Лишь талант автора-исполнителя, его голос и душа, окрыляющая песню, остаются со зрителем в открытом бескомпромиссном диалоге.
Говоря о поэзии и авторской песне, я не случайно вспоминаю добрыми словами Ирину, ибо увидел её впервые на одном из воронежских фестивалей (то ли в 2014-м, то ли в 15-м году), где она приняла участие, вернувшись из Казахстана на родину (сразу выделившись своим выступлением среди всех других). Позже она восхитила меня песенным воплощением стихов Владимира Шуваева. Несколько авторских композиций, показанных на шуваевские стихотворения, поразили многих, участвующих в вечере памяти поэта в 2016 году, когда отмечалось 70-летие со дня его рождения. Растроганная тогда до слёз вдова Надежда Витальевна Шуваева высказалась о своих впечатлениях такими словами: «Ира для меня заново открыла какие-то Володины стихи. Они обрели крылья, поднимающие их вверх, в небо… Мы много говорим о человеческой душе, но объяснить толком словами, что имеем в виду, не всегда получается. Сегодня звучащую и поющую ДУШУ я ощутила в полной мере. Она была осязаема и наполняла собою слова поэзии, наизусть знакомой мне, каким-то проникновенным, одухотворяющим трепетом и парила между нами и над нами – зрителями, – завладев нашими чувствами и мыслями, разбередив память и что-то находящееся внутри нас – светлое, радостное и благодарное… Я потрясена этим исполнением Володиных стихов. Ничего подобного я не слышала, но знаю, что хочу слушать ещё и ещё…»
Мне дорога память о моих друзьях. Володя и Надя Шуваевы – среди особо близких мне по духу людей. В этом году у Владимира Шуваева юбилей. Надеюсь, что новыми песенными откровениями на его стихи порадует всех опять Ирина Ким.
В творческой мастерской и обширном репертуарном списке Ирины – циклы из бардовских песен разных авторов – знаменитых или уже отчасти забытых, – а также поэтов, ею полюбившихся, бесспорно замечательных, как классиков, так и широко не известных, открывающихся новыми гранями дарования благодаря удивительному песенному звучанию.
Многие помнят, как Окуджава в начале 90-х, во время распада страны, всеобщего отчаяния и крушения идеалов, высказался по поводу авторской песни: «Теперь я особенно не раздумываю о ней: по моему мнению, сегодня её больше нет. Есть массовое явление, потерявшее главные привлекательные черты, сделавшие её в своё время «властителем дум» очень многих людей. Сейчас все играют на гитарах, пишут стихи (в большинстве своём плохие), поют их. Публика уже привыкла к человеку с гитарой. И каждый, кто берёт в руки гитару, называется бардом, и название это тоже нравится. Ко всему этому я лично не испытываю интереса. Считаю – жанр умер. Он оставил по себе добрую память, оставил имена и творчество нескольких истинных поэтов; как это всегда бывает, слабое ушло, сильное осталось, ну, и надо ценить и помнить то, что родилось и существовало в рамках данного жанра…»
«С мэтром, при всём уважении к нему, невозможно согласиться, – заявил в одной из своих статей Владислав Александров. – Пока существуют язык и люди, на нём общающиеся и пытающиеся высказываться поэтически и музыкально, авторская песня умереть не может. Она продолжает существовать и пленять нас талантами отдельных неповторимых Личностей – избранных, штучных, наделённых редкостным даром устремлять свои песни в Вечность. Одной из них, конечно же, является Ирина Ким, слушать которую и видеть хочется вновь и вновь».
С мнением профессора-искусствоведа я солидарен абсолютно, но когда думаю над словами Булата Шалвовича, то понимаю, что он имел в виду собственную неудовлетворённость качеством современной поэзии, в том числе и песенной, как ему представлялось, деградирующей вместе со всей страной. Поэт и прозаик Иван Алексеевич Бунин нередко повторял фразу: «Доморощенный философ сродни идиоту». Поскольку поэзию называют «философией в рифмах», то бунинские слова можно отнести и к поэтам, и к бардам, зациклившимся на себе и не понимающим иногда, что такое хорошо, а что не очень или вовсе плохо. А ведь образцы и существуют, чтобы сверять с ними свои опыты, свои ощущения и достижения. В нашей поэзии и бардовской песне достойных примеров и образцов хватает. Одним из них в определённой мере может являться и творчество Владимира Шуваева, стихи его и песни, написанные на Володины стихи. Тому яркое и безусловное подтверждение – песенные композиции Ирины Ким…
Для эпилога нахожу несколько шуваевских «реплик» – коротких стихотворений, как мне кажется, здесь вполне уместных и даже необходимых, предлагающих подумать о «Вечности», Смысле творчества, нашей сегодняшней жизни и об ответственности художника перед самим собой, окружающими его и внимающими ему людьми:
МОЛЧАНИЕ
По костям, по коврам,
Не смолкая и на полчаса,
Горлопанами злыми
По божьим дорогам идём…
А под занавес жизни
Глядим и глядим в небеса,
Всю-то жизнь прокричали –
Кому? И о чём? Не поймём.
Я могу не печататься
Более тысячи лет.
Мне немая душа
Ещё ближе, чем громкий язык.
Мне всегда был дороже
Беззвучно-сияющий свет,
Чем вонзённый в пространство,
Пустой человеческий крик…
Вон вечерняя птица
Скользит над прибрежным песком,
Где ночной тишины
Разливается призрачный сад.
Помолчать бы лет двести,
Забыв обо всём, обо всём.
Как прибрежные камни,
Как кости, как звёзды
Молчат…
ВНЕЗАПНЫЙ ОТПУСК
Я устану от всех…
Я забуду про всех.
В резкий отпуск уйду навсегда…
Всё отдам до конца: и чины, и успех,
Чтоб у сердца струилась вода…
Чтобы снова вдохнуть –
Эту светлую глушь,
Эту полупропитую жизнь,
Где непроданным счастьем
Так тянет от душ,
И так голос – от чувства
Дрожит…
ИТОГИ
Нет! Не триумфом, не милостью,
Властью погон и гроша –
Поздней тоской справедливости
Зрелая дышит душа.
И оглянётся над пропастью
В век, что кипит позади,
Чтоб не с величьем, а – с совестью
Сверить дыханье в груди.
ГРАЖДАНСКИЕ СТИХИ
Я готов понять, что политика – маета.
Я готов понять, что поэзия – красота.
Я и сам учусь плоды её брать – с куста.
Я могу в стихах оживить – дыханье воды.
Я могу в строке повторить – разряды грозы.
Я могу сто раз описать – паденье звезды.
Я могу сто раз описать – паденье листа.
Но мне этого мало и сытая жизнь – пуста,
Если не описать паденье – живой слезы…
* * *
Ах, поэтические страсти!
Всё выбивается из сил,
Чтобы светить хоть малой частью
Средь поэтических светил.
А он, познавший быль и небыль
Стихов, отрезал, как убил:
«Я никогда поэтом не был.
Я только Родину любил».
* * *
Шумных птиц кружащаяся стая
Будит утром талые поля,
Где справляет чёрно-белый траур
Чуть живая русская земля.
Где ещё трагичнее, чем прежде,
Смотрит жизнь во встречные глаза…
Дорожают – русские надежды!
Дешевеет – русская слеза!
ТАЙНЫЕ ИГЛЫ
«Но иглы тайные сурово
язвили светлое чело…»
М.Ю. Лермонтов Снова русским поэтам не спится!
То ли Мир, то ли сердце болит,
И судьба, как бездомная птица,
Не на счастье – на беды летит.
Когда всюду довольные лица
И как будто бы жизнь хороша,
Почему мне настойчиво снится –
Занесённая снегом душа.
И живу вроде жизнью простою,
Но все иглы опять на челе.
Будто все в мире беды – со мною,
И приюта мне нет на Земле.
«ПОЭТ»
Всю жизнь больше смерти боялся я этого слова!
Как тайный преступник боюсь его даже сейчас!
Боязнь совершенства томит меня снова и снова,
И жить не даёт мне, и жизнь заслоняет – от глаз…
Но в редкие миги, когда обрываются путы,
Когда я срываюсь туда, где судьба и гроза,
Какая Поэзия, равная Богу – по сути,
Взрывает мне душу и вверх поднимает глаза!..
Останавливаюсь, услышав звонок Ирины Ким. Она передаёт привет от дорогой мне Жанны Андреевны Болотовой. Принимаю его как привет и от мною безмерно уважаемого Николая Губенко, ушедшего в конце лета 2020-го… Беру его книгу, подаренную мне Володей Шуваевым, и открываю на болотовских страницах, чтобы ещё раз ощутить «дыхание» Жанны и Николая:
«…Вот и прошёл праздник народного единства. Телевидение выдало серии передач, документальных и художественных фильмов, отвратительных по смыслу и просто плохих по качеству. На каждом можно ставить пометку: «Осторожно – яд!» Призывы даже западных здравомыслящих политологов (например, французского историка Эммануэля Тодда): «Пора возвращаться к взвешенному взгляду на историю» – не возымели пока никакого действия на наших идеологов. Ими по-прежнему движет только ненависть к прошлому. Их совершенно не интересует отношение миллионов людей к происходящему. Мне вообще кажется, что сейчас такой праздник в принципе невозможен. А между тем мы жили в стране, где такой праздник был
«Как часто вижу я сон, тот удивительный сон…». Вот двадцатилетней девушкой на съёмках фильма «Сергея Герасимова «Люди и звери» я побывала в Запорожье и Харькове. Увидела плотину и харьковский завод. Вот в Дивногорске увидела плотину на Енисее: дух захватывало от восторга и гордости за людей, создавших это. С делегацией от «Мосфильма» была на атомной электростанции в Армении. Помню поездку в Норильск на съёмки фильма «Любить человека» того же С. Герасимова. И ещё одну поездку в Норильск, уже после 1991 года. Нас встречали как самых дорогих гостей. Предложили проехать до знаменитого комбината, посмотреть на него хотя бы издали. Помню страшную метель, еле видны были огромные прожектора, освещавшие его по всему периметру. И, наконец, наши три концерта. Я думала: «Ну кто из нормальных людей выйдет из дома в такую вьюгу?» Но в переполненном зале под аккомпанемент ветра люди слушали Пушкина, Блока, Есенина, Ахматову, Цветаеву, песни Высоцкого.
А потрясающее зрелище двух Сургутских ГРЭС! Машинный зал и зал управления. Я вижу – мой муж Николай Губенко кивнул мне: «Посмотри журнал дежурств». Фамилии всех национальностей: русские, украинцы, татары, армяне, азербайджанцы… Вот это праздник единства так праздник! Помню чаепитие в кабинете директора. «Не знаю, как у вас там, в Москве, – говорит он, – а у нас тут никакого застоя не было. Раскладушки в цехах стояли, неделями не выходили домой».
Не могу удержаться, чтобы не рассказать ещё об одном счастливом воспоминании – о посещении нашей средиземноморской эскадры в Египте, в городе Александрия. Наша делегация – министр кинематографии Ф.Т. Ермаш, кинорежиссёр Юрий Озеров, актриса Людмила Савельева и я – приглашена на встречу с моряками. Красавица-эскадра: серо-стальные корабли, совершенные по форме и внушительные по содержанию. Гордо реет на мачте флаг Отчизны родной. Поднялись на борт: идеальная чистота и порядок, всё надраено до блеска. Впечатление, что и люди тоже начищены до блеска. Командиры идеально выбриты, наша чудесная морская форма, чёрная, с золотым шитьём и золотыми пуговицами, сидит, как влитая. Матросы загорелые и пышущие молодостью и здоровьем. Когда мы поднялись на сцену, раздался такой оглушительный приветственный рёв, которого, я уверена, ни Люся, ни я больше никогда в жизни не слышали.
Примерно лет 25 спустя, уже после 1991 года, на вечере в Москве ко мне подошёл капитан 1-го ранга, артиллерист-ракетчик, и сказал: «Жанна, помните Александрию?» Я ответила: «Ещё бы! Такое не забывается». Теперь на все наши премьеры и просто спектакли в театр «Содружество актёров Таганки» приходят моряки – от адмиралов до старпомов. Приходят в форме. С орденами.
Году в 94-м работала у нас на даче бригада строителей, и был в этой бригаде чудесный человек Юра из Одессы. Этот Юра был настоящий клад. Молчаливый, дисциплинированный, он умел абсолютно всё – провести электричество, починить телефон, врезать замок, отремонтировать утюг, холодильник, телевизор, компьютер. Я поинтересовалась, чем он занимался до 91-го года. Он сказал: «Я служил на научном судне «Академик Королёв». Мы следили за нашими спутниками, поддерживали связь с космическими кораблями».
И вот всех этих людей назвали «совками»! где-то в конце 80-х мы вдруг услышали, что мы, оказывается, «страна дураков» и шариковых. Я даже сначала не поняла, о ком это они, что вообще имеют в виду. Может, они так шутят?
А кто же выковал коммунистической России её ракетно-ядерный щит и меч? От и до – из советских материалов и советскими технологиями. Совки, выходит? Шариковы? Спросите геологов – они скажут: создавать сырьевую базу радиоактивных технологий СССР начинал с нуля. Так же и космос. Сотни институтов, тысячи специалистов! Ничего, разобрались…
А кто, кстати, её, коммунистическую Россию, самой грамотной страной в мире сделал? Не первое ли в мире Советское государство? А что сделали для страны советские люди за двадцать брежневских – непонятых и оболганных «застойными» лет? Обжились на постоянной основе в космосе. И на постоянной же – вышли подводным и надводным флотом в Мировой океан. И, наконец, мы, совки, ликвидировали как класс нищенство. При «равенстве в нищете» на всё хватало коммунистической России. На космос и океан. На Север и курортный Юг. На бесплатное лечение и учение – всех. На почти бесплатное жильё и проезд – всем. На науку и культуру, пусть «по остаточному принципу», но вот теперь бы эти остатки! На зарплату и пенсии, на которые все жили, а не вымирали.
Как-то в телерепортаже «из глубинки» показали мужика: «При коммунистах мы в коммунизме и жили. Не понимали только. А сейчас…» И махнул рукой…
В 1992 году нас с мужем пригласили в Италию. В маленьком городке Порто-Фино есть крошечный театр Джорджо Стреллера. Мы должны были читать русскую поэзию. Всё было прекрасно организовано! Итальянские актёры читали по-итальянски, мы – то же самое по-русски. В последний вечер – прощальный ужин, чудесная атмосфера человеческой близости и товарищества. И вот наш новый друг вдруг спросил: «Николай, а можно неудобный вопрос? Как вы могли отдать такую страну?» Воцарилось молчание…
Я так много говорю о прошлом, что может сложиться впечатление, будто живу только им, «утопая в дальнем дорогом». Это не так. Думая о прошлом, я думаю не о нашем личном благополучии, не о советской безмятежной и уважаемой старости, а о той общей атмосфере уверенности в завтрашнем дне, безопасности, достоинства и равенства, в которой мы жили.
В чём же сегодня искать надежду, на что опереться, где увидеть хоть какие-то очертания будущего? И вот читаю у Л. Толстого в «Войне и мире» – после поражения Наполеона: «Москва в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святыни, ни богатств, ни домов, была тою же Москвою, какою была в августе. Всё было разрушено, кроме чего-то невещественного, но могущественного и неразрушимого». И это неразрушимое, мне думается, есть та «могучая сила жизненности», тот дух победителей, который жил в наших прадедах, наших отцах, а будет жить в наших внуках. И если нам хватит мудрости – «жизнь потечёт сквозь честные сердца» (М. Салтыков-Щедрин).
«Хватило бы мудрости!»
…Прочитав пронзительный монолог Жанны Болотовой, написанный красивым русским языком, наполненный благодарной памятью, болью и в то же время любовью и надеждой, иду звонить ей, чтобы поздравить дивную актрису и прекрасную умную женщину с наступлением весны и Международным женским днём, который, как и Первое мая, отмечают почти полторы сотни стран. Тут же вспоминаю интервью с Жанной талантливейшего журналиста Константина Сёмина в интернете и её же выступление в Московском пединституте (у профессора Евгения Спицына) перед студентами и преподавателями вуза. И вместе с тем песни Николая Губенко в его спектаклях «Содружества актёров Таганки» и концерте (посвящённом Дню Победы) на Мамаевом кургане… А рядом продолжают звучать стихи Владимира Шуваева из аудиокниги, записанной к шуваевскому юбилею…
Владимир Межевитин, режиссёр, сценарист, член Союза журналистов РФ
Смотреть видео: