(памяти воронежского поэта Владимира Шуваева)
5 лет назад ушёл из жизни талантливейший воронежский поэт, журналист, телеоператор и режиссёр (главный режиссёр Воронежского телевидения) ВЛАДИМИР ШУВАЕВ. Вскоре после его смерти друзья выпустили сборник его стихотворений «Избранное», ставший третьей книгой поэта и дополнившей предыдущие две – «Последняя вера» и «Двадцатый век в стихах». А также посвятили ему фильм «Атлантида Владимира Шуваева» (режиссёр Леонид Асташов), несколько передач на телевидении и радио, в областной Никитинской библиотеке открыли киноклуб «Слово» его имени (организаторы Владимир Паршиков, Ольга Полянская и Владимир Межевитин).
В день памяти Владимира Павловича хочется привести несколько высказываний о нём известных и уважаемых воронежцев, знавших поэта и писавших о его поэзии в своих статьях и воспоминаниях, а вместе с ними и слова председателя Союза кинематографистов РФ, общественного деятеля Никиты Михалкова, обращённые к Владимиру Шуваеву…
* * *
«…О России Вы пишете искренне, свежо и проникновенно. В наше время не очень модно писать лирические стихи о Родине. Такие стихи на общем фоне прагматизма и циничности – почти подвиг. Муза Ваша тонкая, своеобразная и очень русская по своей внутренней сути. У вас есть чувство России, глубинное понимание неисчерпаемости её души, её тоски и её надежды, её веры и её бессмертия.
Благодарю Вас за доверие. Мне остаётся только пожелать Вам таких же глубоких стихов, радости и оптимизма – несмотря ни на что».
Никита Сергеевич Михалков,
кинорежиссёр, народный артист России
* * *
21 ноября 2014 года не стало Владимира Павловича Шуваева – замечательного поэта, патриота, человека с огромной глубиной любившего Россию, людей. 20 ноября он звонил мне, это был четверг. Мы договорились о встрече в Воронеже в понедельник (24-го). Владимир Павлович хотел обсудить со мной сборник его стихов, над которым самозабвенно работал последние месяцы. Очень торопился, хотел, чтобы сборник вышел в ближайшее время. К сожалению, в день намеченной встречи Володю проводили в последний путь. Со мной осталась острая боль утраты, память и стихи поэта.
Знаком с Владимиром Шуваевым я был много лет. Но это знакомство никак нельзя было отнести к близким, дружеским. Сблизились мы с ним в последние два-три года. Неожиданно для меня он оказался самым активным сторонником журнала «Берегиня·777·Сова», учредителем и редактором которого я стал. В «Берегине» Владимир Павлович напечатал несколько подборок стихов, которые полны гражданственности, патриотизма. В стихах Владимир Шуваев переживает все тяготы жизни России, вместе с ней падает, поднимается, идёт вперёд, страдает, побеждает, любит…
Талантливейшему писателю Вячеславу Дёгтеву, рано закончившему свой земной путь, принадлежат такие слова: «Я очень высоко ставлю Алексея Прасолова, выше во многом, чем Николая Рубцова. А вот Владимира Шуваева по некоторым качествам его поэзии я ставлю выше – их обоих…» Поэзия Шуваева действительно серьёзнее и выше иных общепризнанных и нашумевших явлений конца XX и начала XXI столетия…
Не мне оценивать и сравнивать поэтов. Но думаю, Шуваев превосходит многих своей русскостью, своим русским темпераментом, характером, размахом и широтой, которые столь характерны для Руси, России. В его стихах любовь к Родине прозрачна, как детская слеза, весенняя капель, торжество, зарево победы, гордость за прожитое многовековетие, желание быть её оберегом сегодня, всегда.
Всё это в известной мере сконцентрировано в шуваевском стихотворении «Воспоминания о русском народе» (да и во многих других его пронзительных произведениях).
Владимир Шуваев остро реагировал на всё происходящее, значимо осязаемое. Не стало Виталия Ивановича Воротникова. Я подготовил некролог, прощание. Но Владимир Павлович принёс своё стихотворение о нём, и оно пошло в журнал. Как мне показалось, Шуваев был более точен, чем я, вспоминая этого замечательного советского человека, гражданина России… Без слёз нельзя читать стихотворение, посвящённое трагедии в Одессе.
Во время совместной поездки в Борисоглебск, я обратил внимание Владимира Павловича на то, что гибнут в России берёзы. Володя что-то записал на обрывке бумаги. На следующий день по телефону он прочитал мне стихотворение «Берёзовый реквием».
Запомнились слова:
Если мы рухнем под ношей,
Если мы дрогнем в бою –
Белой берёзовой рощей
Веру восполним свою.
«Берёзовый реквием» был опубликован в журнале «Берегиня» № 1(20) за 2014 год.
Владимир Павлович ушёл, не успев сделать (доделать) всего намеченного, так и не издав своей третьей книги… Память же о нём жива в сердцах тех, кто его знал, любил, ценил шуваевскую поэзию. На сорок дней в «Никитинке» (Воронежской областной научной библиотеке им. И.С. Никитина) вспоминали Владимира Шуваева его друзья, говорили искренне, проникновенно. Но для меня особый смысл имело выступление юной девушки, которая взволнованно декламировала стихи Владимира Павловича. Поэзия Шуваева востребована, она будет жить… В ней есть что-то космическое, пассионарное, она волнует, проникает в самые далёкие глубины души. Уверен, что нам доведётся встретиться где-то «на пыльных тропинках далёких планет». И мы ещё и ещё поспорим о философии жизни (и смерти тоже), ведь без споров не обошлась ни одна наша встреча… Мы обязательно вместе прочитаем «Молитву», которую Владимир Шуваев создал в начале октября 2013 года:
Родина! Ветром, тоской и душой
Я твои руки отмою…
Тысячу лет – умираю с тобой
И – воскресаю с тобою!
Над землёй парит стая белых журавлей. Среди них нашёл своё место и Владимир Павлович Шуваев. Журавли перекликаются о чём-то своём сокровенном. Из глубины журавлиной стаи слышится задумчивый голос Марка Бернеса, поющий песню на слова Расула Гамзатова. Бернес поёт и о Владимире Шуваеве, которого так не хватает…
Руслан Георгиевич Гостев,
доктор исторических наук, профессор,
депутат Государственной Думы РФ нескольких созывов
* * *
«…Владимир Шуваев – один из немногих поэтов некрасовской школы, ныне закрытой – то ли на ремонт, то ли для полной ликвидации. Он не принимает «беснованья и смеха» служителей нового порядка, но чуток ко всему, «что Богу отзовётся». Негодующий на все наши нескладности и язвы, он не с теми, кто болен застарелой ненавистью к России и русскому народу. Видя тонущего, он не поиздевается над ним, а протянет руку помощи. Чем беспросветнее тьма жизни, тем ярче должна пылать душа, чтобы стало светлее вокруг. Об «инфляции души», как явлении не только нашем, но и мировом, Шуваев писал ещё в конце 80-х. Не потому ли мы заблудились на перекрестьях «вселенских перепутий», не оттого ли предпочли «тьму низких истин»? В итоге, и «век не наш», и «дом чужой». И всё же он верит, что в покинутом доме «скрипнет дверь от вашего ключа», что всегда можно остаться самим собой. Как и любимый им Кольцов, он готов биться один на один с «темнотой окруженья»…
Патриотическая лирика – самая проблемная, чуть ли не запретная зона современной поэзии. Дошло до того, что её стали стесняться, будто шепелявости или шестого пальца на руке, а русофобия служит пропуском в интеллектуалы и прогрессисты. Патриотизм Шуваева не барабанно-показной, а природный, глубинный, требовательный к себе и граждански ответственный. В какие бы беды и прорухи мы ни попали, он всегда скажет: «Моя страна!» и никогда – «эта страна». Поэтому, вполне ожидаемым явилось название третьей книги стихов – «Бескрайняя вера».
С верой у нас во всех смыслах слова – и религиозном, и светском, и бытовом – темно и тревожно: и Богу, и себе, и соседу мы боимся верить. Однако пусто и холодно, когда «вера уходит из века», когда за тридцать сребреников готовы на «аборт души», когда оплёвывают святыни и погашают вечный огонь, когда «всё продаётся и оптом, и врозь», всё разменивается на мелочи удобств и удовольствий.
Утрачена вера – потеряно всё: душа, цветущий сад, разорена весна, кривые дороги повели в никуда. «Так жить нельзя», – предупреждали нас писатели ещё на этапе застоя. В ситуации духовного и нравственного распада и мутаций, полагали они, может быть действенной только «сверхлитература» (кажется, это слово принадлежит А. Адамовичу). Но и она не помогла. Колокол, ударивший полвека назад, всё ещё гудит и гудит, а рассвет еле брезжит за далёким горизонтом. Стихи Шуваева вливаются в эти звоны-зовы о нашем спасении. Не прозевать бы, не опоздать бы к рассвету и начать с ним новый, справедливый день…»
Виктор Михайлович Акаткин,
доктор филологических наук, профессор ВГУ
* * *
«…У Шуваева есть откровения, которые незазорно присовокупить к пророческим шедеврам. Ощущение трагизма нашей быстротекущей жизни – главное свойство истинного Таланта. У Владимира Шуваева дарование больше, чем талант. Ибо некоторые стихи его – больше, чем стихи. Это сгустки мировоззренческо-философской энергии, космической праны. Ему даровано свыше чудесно фокусировать эту страшную и прекрасную энергию. Он может по-отцовски ласково согреть, а может беспощадно испепелить. Может вызвать слёзы умиления и штиль в душе, а может ввергнуть в пучину и геенну. И это тоже неотъемлемое свойство настоящего Дара.
Как известно, все поэты – суть певчие и иные птицы. У Шуваева дар не соловья и не жаворонка. Не пересмешника скворца и не циника попугая. И уж, конечно, не сорокопута. Его можно сравнивать с белоголовым орланом. Неброский с виду и совсем неэффектный – издалека – сидит, ссутулясь, вжимая в плечи голову, но вот потянулся, расправил крылья и – вздрогнешь самопроизвольно! – а он уже скользит в струящемся мареве, мощно и плавно, с грозным клёкотом, плывет над землёй, древней и вечно юной…»
Вячеслав Иванович Дёгтев,
писатель
* * *
«…Книга стихов Владимира Шуваева «Последняя вера» – биография русской души конца 20 века. Это книга-покаяние и книга-оправдание. А в художественном плане выход её – может быть, одно из самых значимых событий литературной жизни не только Воронежа, но и России.
Тема духовного, душевного, исторического сиротства, чувство пространственно-временной окраинности, ощущение конца, апокалиптичности – это и фон, и предмет поэзии Владимира Шуваева. Но поэт редко отстраняется, обособляется, он творит и живёт «на краешке века родного». Именно родного, где автор не холодный созерцатель. Его нравственное кредо – «Быть похожим на всех и виновным во всём…»
Вера у Владимира Шуваева – это, прежде всего, вера в добро, справедливость, способность личности противостоять разлагающему нигилизму, духовной энтропии…
Для Владимира Шуваева единственная реальность, которую он признаёт, – это реальность жизни души, её бессмертия. Вне зависимости от того, «какое милое у нас тысячелетье на дворе», поэт судит о власти, о государстве с позиций наличия или отсутствия незримой, идеально духовной стороны жизни человека. Русская душа, духовное бытие русского человека – пожалуй, главная тема поэзии Шуваева…
Владимир Шуваев, может быть, острее других своих сверстников чувствует экологический апокалипсис, трагический разлад между природой и человеком, который в своём эгоизме забыл о единстве всего живого…
При всей русскости, укоренённости Владимира Шуваева, он является поэтом планетарного мышления… Он любит жизнь, любит землю, любит людей и считает, что заблудился не только русский человек. Вся планета, всё человечество нуждаются в новой философии развития, или грядёт окончательный и бесповоротный конец Истории. Сам для себя поэт выбрал позицию стоика… Он никогда не эксплуатирует тему. Он предельно искренен и, как настоящий художник, всегда стремится уйти дальше своих предшественников, заглянуть в «роковые последние дали». Как человек мыслящий и чувствующий, он осознаёт, что всё меньше признаков, всё меньше проблесков в пользу нашего спасения. Но никто не знает ни своего последнего часа, ни последнего часа человечества. Это может случиться в самый неожиданный момент. Вспомним о разбойнике, распятом вместе с Христом. Когда он покаялся в грехах своих, пожалел невинно осуждённого, когда он поверил в Спасение, Иисус сказал ему: «Истинно говорю тебе: ныне же будешь со Мной в раю». Можно спорить с поэтом о том, что не бывает первой и последней веры, но его книга как раз об этом. О поиске настоящей, последней, единственной веры…
Пережив соблазны, заблуждения, Россия сосредоточивается, возвращается к истокам. В этом надежда».
Святослав Павлович Иванов,
писатель, публицист
* * *
«…Если рискнуть сравнить стихи с цветами (благо, и то, и другое – квинтэссенция красоты), то у Шуваева они – полевые, неброские внешне, но хорошо укоренённые в земле, остро пахнущие ветром, росой и обочинной пылью. Никакой экзотики и – совершенный лик природы, в том числе – и человеческой… Отличают их не бурные эмоции, но тревожная глубина осознанного и прочувствованного, а она сама по себе однозначной, плоской быть не может…
Ровный тон, спокойная интонация, конкретность точек соприкосновения с реальностью позволяют воспринять стихи с восклицательными, а иногда и побудительными предложениями не как приказную риторику, но как правильно и с уверенностью понятый и точно найденный поэтом диагноз бытия…
Лирическому лаконизму – творческой манере Шуваева – доверяешь оттого, что он открывается собеседнику-читателю не в какой-то подступивший внезапно «момент истины», а в, на первый взгляд, рядовом разговоре – потому что при авторском немногословии таковой и есть всегда исповедь, откровение…
Важнейшая особенность поэзии Шуваева – в её историческом местоположении между предшествующими и будущими поколениями. В стихах Шуваева с нашим современником тесно соседствуют и те, и другие – и предки, и потомки…
В целом же, «Последняя вера» Владимира Шуваева – настоящее событие для читающего Воронежа, которое, пожалуй, стоит пока номером первым в ряду книгоиздательских новаций последнего времени».
Анна Владимировна Жидких,
поэтесса, публицист
* * *
Должно пройти время… Разум и чувства в противоречиях – как такое могло произойти? Кого мы потеряли? Вчера друг над другом подшучивали, спорили, строили планы на действенное участие в преобразовании России… Рвался в Москву, к власти. Нет, не лидером какой-либо партии стать, не в правительство войти. По своему призванию Владимир Шуваев был ещё и журналистом. Себя же не желал осознавать представителем «четвёртой власти». Первой! И только первой: влиять на умы властвующих, быть над схваткой, анализировать, открывать людей святого труда и святого подвига – показывать примеры достойного служения Родине.
Ему всегда казалось: вот, наконец-то, определился с кругом единомышленников – с его участием и участием друзей появится новая государственная телекомпания, издательский холдинг будет влиять на умы соотечественников выпуском духовно-патриотической литературы… Но постоянно что-то рушилось, кто-то кого-то не понимал, а он верил: путь избран верный. Только не сдаваться! И вот такое духовное родство определено с генералами Ивашовым, Таракановым, особым братством далеко не «бумажных» патриотов. Создался союз современных мининых и пожарских, здоровые силы, на которые должна опираться Отчизна! Многие ожидали праздника предстоящего совместного сотрудничества… Шуваев был не только одним из лучших журналистов, телеоператоров: прежде всего, в нём жил Поэт. Поэт незаурядный, ранимый, эмоциональный… Сердце не вынесло пережитого и свалившихся нагрузок – внезапно остановилось.
Будто и мы все споткнулись. Обычно, газетная строка – однодневка. Но не в случае с Владимиром Павловичем. Видится сборник не только его стихов высокой гражданственности, но поэзии в той связи с шуваевским подённым журналистским ярмом, которая «памятником будет» о времени, где Слово, если оно сказано Личностью, значило очень многое: организовывало атаку народного духа на силы безликости и серости.
Эдуард Петрович Ефремов,
журналист
* * *
Мы были знакомы четыре десятка лет, когда я начинал вести радиопередачи, а он работал телеоператором в Воронежском телерадиокомитете. Человек он был разносторонний, играл в футбол, занимался боксом, учился в мединституте, в Воронежском государственном университете на факультете журналистики, снимал документальные фильмы и писал стихи.
Сдружились мы незаметно, а в последнее время встречались всё чаще; он был постоянным почётным гостем многих шахматных соревнований и мероприятий. Активно участвовал и в программе «Культура общества – основа нравственной политики государства», вот уже пять лет работающей в Воронежской области. И среди её других участников – а это знаменитые спортсмены с мировым именем, крупные учёные, писатели, общественные деятели, руководители предприятий и организаций – он всегда находился в центре внимания. Настолько был интересен.
Владимир Павлович Шуваев был и талантливым поэтом, и тележурналистом, имел звание профессора академии геополитики и являлся советником по культуре Председателя Совета Федерации России.
Переехав в Москву, он не покинул Воронеж. Город его юности, молодости и становления оставался дорогим и близким; и он, как представлялся случай, мчался сюда.
В строках его стихов рифма не главенствовала: в них клокотала жизнь, буйствовали мысли, любовь сочеталась с щемящей болью души. Добрые, светлые, умные стихи предлагали читающему их задуматься и о прошлом, о дне завтрашнем, о том, что нас окружает сегодня.
Его документальные фильмы о Хреновском конном заводе, о Павловском и Новоусманском районах и многие другие вошли в Золотой фонд культуры региона.
За его оптимизмом и решительностью, не сходящей с лица улыбкой, была ранимая душа, непростая жизнь. Он много работал, стихи нередко писал в поездах Москва-Воронеж и Воронеж-Москва.
В последнее время Владимир Шуваев был очень востребован. Его печатали толстые журналы и маленькие издания. Премий и наград было немало, как у нас в стране, так и за рубежом. Последние месяцы и дни работал над новым сборником. Не успел…
На встречах в залах он умел находить такие слова, что они буквально связывали выступающего с аудиторией. И возраст присутствующих значения не имел…
На его проводах было многолюдно, пришли депутаты, главы районов, военные, писатели, поэты, руководители предприятий и организаций, журналисты и тележурналисты. Было море живых цветов. Таких достойных проводов творческого человека я не видел давно. Прощаясь с ним, говорили о Владимире, его творчестве, его значении в культуре…
Юрий Георгиевич Селявкин,
общественный деятель, журналист
* * *
С Володей Шуваевым мы познакомились в 80-е годы прошлого столетия. С того времени и подружились. Он умел вникать в каждого из тех, с кем хотел общаться. В его искренности невозможно было усомниться. Если ему что-то не нравилось в человеке, он говорил об этом сразу, потому что считал, что о недостатках людей, общением с которыми он дорожил, говорить нужно им самим, а не их друзьям и недругам. А поскольку это были люди разных творческих направлений и специальностей, это были почти всегда очень разные судьбы и характеры. Как, например, депутат Государственной Думы и учитель начальных классов, геополитик и поэт, высокого ранга чиновник и почти спившийся художник, за которого он искренне переживал и пытался остановить… А уж скольким он конкретно помог в сложных, а порой бедственных ситуациях… Всех – многих и разных – вмещала его душа. Только себя самого Володя не жалел, не щадил и за себя никого ни о чём не просил.
Его организаторскому таланту нужен был выход, точнее, «полигон» для «военных действий». Об этом он писал в стихах, говорил людям, которые умели его слушать.
Публиковался в областных и столичных журналах, о нём писали серьёзные критики, вышли в свет две объёмные книги стихов… Казалось бы, что ещё нужно человеку?.. Нет, этого ему было явно недостаточно. Он не мог не вмешиваться на самом серьёзном уровне в то, что происходит в нашей стране и в регионе, для чего и нужны были те самые рычаги, при помощи которых он мог бы влиять на – в общем и целом – осуществление нужных социальных проектов, на внедрение их на местах, в регионах.
Поэтический мир Владимира Шуваева вмещает в себя всю безмерность добра и любви и всю неотвратимость случившегося с нами, а отсюда – безмерную горечь непоправимости утраты…
А ещё – была и есть его бесконечная вера в нашу человеческую надёжность и порядочность, каким был и он сам – один из лучших поэтов России – Владимир Шуваев.
Зоя Константиновна Колесникова,
поэтесса
* * *
Мы вместе работали на Воронежском телевидении (познакомившись более 30 лет назад), жили на одной улице, часто встречались, общались, перезванивались. Показывали друг другу свои режиссёрские и сценарные работы, статьи, стихи. Собирались вместе снимать художественный фильм по его сценарию. Всё время возникали какие-то общие планы, которым теперь уже не суждено сбыться… Впрочем, книга «Избранное» – в каком-то смысле частичное осуществление их, как и продолжение Володиной поэтической судьбы.
Незадолго до своего ухода он сообщил о том, что хочет издать небольшую книгу из новых и нескольких опубликованных ранее стихов. Когда его не стало, выяснилось, что стихотворения для печати окончательно не отобраны. Тогда и было принято решение включить в сборник всё то, что Владимир Шуваев выбирал сам в прежние годы для своих книг «Последняя вера» и «20 век в стихах», дополнив их стихотворениями нового цикла. Добавились к ним и тексты из рукописей, которые пришлось «расшифровывать».
Отматывая ленту времени, хочется сказать, что первые же мои знакомства со стихами Владимира Шуваева в конце 80-х годов (по газетным и журнальным подборкам, которые он давал читать друзьям) вызвали ощущение необычайной радости и удивления. Самобытность, исповедальность и гражданственность их, глубина поднимаемых тем и проблем подкупали сразу и навсегда. Было ясно, что рядом с нами вырос поэт редкостного таланта и масштаба.
Через несколько лет вышли его книги, о которых стали говорить, как о замечательнейших литературных событиях… Жаль, что при жизни он мало слышал о своём необыкновенном даровании признательных и восторженных слов, ибо политические страсти 90-х – начала 2000-х бушевали так, что было не до поэтических откровений и открытий, их оценок читателями и литературоведами. Прозвучали они в адрес Володи несколько позже от известнейших столичных собратьев по перу.
Уверен, что Владимир Шуваев и сам хорошо понимал уровень своей поэзии и особо в оценках извне не нуждался. Но как всякий художник, продирающийся с ярким, бескомпромиссным талантом через равнодушие одних, зависть, а то и явное противодействие других, он не мог не порадоваться сказанному о нём доброму, искреннему и восхищённому слову, ставившему его в ряд лучших поэтов современной России.
Володя, при всей своей телесной мощи, был деликатен и скромен. Он происходил из редкой породы благородных и сомневающихся Личностей, не афиширующих себя и не кричащих везде о собственных достоинствах, даже очевидных и уже признанных… Знаю о письмах Володе (ещё в 70-х годах) Александра Твардовского, Владимира Лакшина, Вадима Кожинова… Готовя книгу «Избранное» к печати, перечитывая стихотворения Владимира, каждый раз погружаясь в них, я восхищался живым дыханием его строк, ветрами, запахами и образами, их наполняющими, а также щемящей грустью и любовью поэта, разделяя его отчаяние, связанное с падением нашей Великой страны, и, в то же время, (пусть и не спешащие сбываться) надежды на её возрождение.
По-своему удивителен и закономерен удел любого большого поэта. Мы продолжаем разговор с ним и после его ухода. Как только обращаемся к оставленным нам книгам и откровениям, так сразу же возникает диалог – сиюминутный и волнующий. Стихи меняются вместе с нами во времени, предстают какими-то неожиданными гранями, новыми акцентами и смыслами, витающими вокруг нас сегодняшних. Конечно, это случается только тогда, когда поэзия одухотворена Талантом большого художника, наполнена светом его Души, живущей в строчках и между ними.
В стихотворениях Владимира Шуваева Света, Сострадания и Любви – предостаточно. Кажется, хватит на всех.
Владимир Александрович Межевитин,
режиссёр, сценарист, искусствовед,
редактор-составитель сборника «Избранное»