НАДЕЖДА ЛЕОНОВА. ЛИЧНОСТЬ НА СЦЕНЕ
(К ЮБИЛЕЮ ЗАСЛУЖЕННОЙ АРТИСТКИ РОССИИ
Говоря об актрисе Надежде Леоновой, недавно отметившей свой юбилей, вспоминаешь не только огромное количество ролей (их более пятидесяти!), случившихся в её довольно продолжительной и насыщенной творческой биографии, а и историю самого театра Кольцова четырёх-пяти последних десятилетий, тем более что многие спектакли, как и имена актёров, в них участвовавших, вместе с именами режиссёров-постановщиков живы в памяти поклонников воронежской сцены и остались на страницах газет, журналов и книг, театральной жизни кольцовцев посвящённых.
Особо удивительным представляется время 70-х – 80-х годов – периода учёбы Надежды Леоновой и начала работы на сцене Кольцовского театра Воронежа, – ибо оно совпало с открытием в городе государственного института искусств известными столичными педагогами Ольгой Ивановной Старостиной, профессором ГИТИСа, и Борисом Григорьевичем Кульневым, доцентом Щукинского училища (на их курс и поступила Леонова), и настоящим театральным бумом, сопровождавшим культурную жизнь Воронежа и всей страны, и академического театра имени А.В. Кольцова в частности, с которым сотрудничала тогда целая плеяда даровитых режиссёров, проявлявших себя в любопытных, а то и талантливейших постановках. Безусловно, в этой режиссёрской компании выделялся Глеб Дроздов, ставший главным режиссёром театра на четырнадцать лет и принявший курс Старостиной и Кульнева под своё руководство. Несколько выпускников его (в том числе и Надежда Леонова) были приняты в коллектив кольцовцев, и очень скоро спектакли с их участием заняли значительную часть репертуара.
Надежда Леонова за десять лет работы в театре (с 80-го по 90-й гг.) сыграла более двадцати ролей, дебютировав ещё в годы учёбы (в конце 70-х) в нашумевших спектаклях «Синие кони на красной траве», «Любовь, джаз и чёрт», «Старый дом» и продолжив работу в спектаклях, горячо принимаемых зрителями и критикой, таких как «Свадьба Кречинского», «Посеешь ветер», «Агент 00», «Смотрите, кто пришёл!», «Варвары», «Рядовые», «Дама-невидимка». Всё это были работы начала 80-х годов. Каскадом впечатляющих ролей была отмечена и вторая половина 80-х, где Леонова сыграла Елену Андреевну в «Дяде Ване» А.П. Чехова, Тоню в «Виноватых» А. Арбузова, Кончиту в «Последней женщине сеньора Хуана» Л. Жуховицкого, Секретаря в «Диктатуре совести» М. Шатрова, Баскакову в «Кабанчике» В. Розова, Катю в «Спортивных играх 1981 года» Э. Радзинского, Фоку в «Бабочке, бабочке…» А. Николаи, Русалку в «Свалке» А. Дударева, Катю в «Группе» А. Галина, Луизу в пьесе «Всё в саду» Э. Олби…
Создавались эти и другие спектакли такими постановщиками, как Глеб Дроздов (главный режиссёр театра, 1970 – 1984 гг.), Герман Меньшенин, Михаил Логвинов, Валерий Соловьёв, Вадим Радун, Анатолий Кузнецов (главный режиссёр, 1984 – 1987), Александр Дунаев, Владимир Золотухин, Игорь Южаков, Роман Виктюк, Марк Захаров, Валерий Сыроваткин, Анатолий Иванов (главный режиссёр, 1987 – 2009 гг.), Валерий Тищенко, Владимир Салюк, Ваге Шахвердян, Владимир Петров (главный режиссёр с 2011 г.), и десятком других – российских и зарубежных… Общение с талантливыми режиссёрами и замечательными артистами, которые находились в составе театра, в соединении с талантом актрисы и уникальностью её личности дали возможность Надежде Леоновой стать одной из ведущих на воронежской сцене.
Работы Леоновой в разные годы театральные специалисты и журналисты (Людмила Романова, Вадим Кулиничев, Зиновий Анчиполовский, Лев Кройчик, Надежда Горюнова, Борис Каплан, Наталья Старосельская) – воронежские и московские – комментировали так:
«Молодость, свежесть и непосредственность чувств соединяются у молодой актрисы со всё развивающимся от роли к роли драматизмом, завидным умением и обличить, и выступить в защиту своих героинь, передавая всякий раз их тонкие эмоциональные состояния…»
«…Не уповая лишь на прекрасные внешние данные, природное изящество и манкость, стремится всегда актриса выявить внутреннее содержание образа, тяготея к показу незаурядного, сильного и самостоятельного женского характера. Её игру отличают пластическая точность и завершённость формы…»
«…С равным успехом исполняет она роли современного и классического репертуара, окрашивая их благородством и строгим изяществом, сдержанной грацией и интеллектом, используя широкий диапазон таких театральных средств, как тонкий психологизм, точная характерность, ирония, юмор, а если надо и гротеск…»
«Не полагаясь лишь на красоту и обаяние, эта актриса создаёт в спектаклях сложные, противоречивые образы, показывая развитие характера в борьбе с собой и внешними обстоятельствами. Удачливы или несчастны её героини, они большей частью сильные и незабываемые натуры…»
«…Актриса Леонова умеет передать на сцене и тончайшие оттенки чувств, и способность к глубокому философскому обобщению. Ей удаются и укрупнение, и углубление драматического материала в создаваемых образах. Она способна соединять яркую театральность с пронзительно откровенной исповедальной нотой, передавать поэзию женского характера, величие и хрупкость души своих героинь и их стойкость… Тонко чувствует особенности разных жанров, сочетая мастерство психологического анализа и высокий эмоциональный накал…»
90-е годы, ставшие годами развала Советского Союза, сопровождались массой проблем в стране, связанных с падением промышленности, производства, науки, образования, экономики, культуры, с социальным расслоением в обществе. Проблемы финансового, идеологического, организационного плана испытали в известной степени и театры. Какие-то из них закрылись, другие утратили прежние позиции, потеряв в качестве. Воронежскому театру свои традиции и достаточно приличный уровень удалось сохранить, благодаря его талантливейшему руководителю Анатолию Васильевичу Иванову и труппе, в которой успешно продолжали работать актёры разных поколений. А вот такие известные на весь мир московские театры, как МХАТ, Таганка и некоторые другие, переживали 90-е и последующие годы довольно тяжело. Они разделились, и их половинки вступили в соперничество и даже острое противоборство друг с другом. Кроме того, во многих театральных коллективах стали ощущаться последствия смены поколений и невозможность вновь приходящих молодых актёров полноценно заменить мастеров прежних лет. Дефицит личностей испытывали многие и многие театры. Показательным стал пример Театра на Таганке, считавшегося в 60-е, 70-е и даже 80-е годы в стране и за рубежом одним из выдающихся.
Как-то на вопрос критика, посмотревшего легендарный спектакль Таганки «Добрый человек из Сезуана» (уже в конце 90-х в новом молодёжном составе) и спросившего режиссёра, почему сценическое действие, оставаясь актуальным по содержанию и форме, не взлетает, не впечатляет, как в прежние годы, Юрий Любимов ответил: «Из-за нехватки личностного начала у актёров…» А потом продолжил: «Помните, какие артисты были здесь: Высоцкий, Губенко, Славина, Демидова, Золотухин, Хмельницкий, Васильев… Чуть позже пришли Филатов, Шаповалов, Трофимов, Бортник, Погребничко, Межевич, Арцибашев… Всё это были люди мыслящие, пишущие, сочиняющие музыку, прозу, стихи… Они были ЛИЧНОСТЯМИ. С ними было непросто, но интересно работать, творить, создавать спектакли, театр и даже спорить… А сегодня такого масштаба и дарования людей до обидного мало, и потому держать прежний уровень нелегко. Почти невозможно. Искушённый зритель чувствует эту разницу. И сколько ни говорят по шаблону некоторые, что актёр не должен быть слишком умным, – я с этим согласиться не могу. Во-первых, к слову «слишком» у меня возникает претензия. Где это и кто видел слишком уж умных актёров? Да и просто людей? А вот без необходимого количества серого вещества у артиста, способности развиваться и должной у него внутренней культуры, наряду с профессиональными и личностными качествами, работать, оказывается, очень трудно. Тем более ВЗЛЕТАТЬ».
Конечно, известный режиссёр говорил тогда и о театральной школе, которая, по его мнению, упала, даже по сравнению с 70-ми годами, и об изменении уклада жизни страны, где все понятия – и эстетические, и духовные, и моральные – сместились, как и шкала ценностей. «…И приходится блуждать и стране, и театру, не зная, где запад, где восток, где юг, где север, как в тумане, – сокрушался он. – У поколения молодого (хоть они и разные приходят) умения меньше стало, как это ни грустно. Понять их интонацию – довольно нелёгкое дело. А самое главное – мельчает личностное начало. И отсутствие его закрыть всякими приспособлениями и фокусами (какими бы новыми и изощрёнными они ни были) получается не всегда…»
У кого есть возможность сравнивать и понимать причинно-следственные связи происходящих в стране и, соответственно, в театре событий, знают, что высказывания Юрия Петровича и его оценки были достаточно объективны. Адресовать их и сегодня можно немалому количеству театральных коллективов, да и не только театральных. Интересно, что и воронежская актриса Надежда Леонова, наряду с другими театральными деятелями, в своих интервью высказывала подобные мысли. «Сейчас вообще всё измельчало. И мы сами тоже. Наши внутренние компромиссы, страхи нас съедают, и ничего не остаётся. И мы не готовы к своей миссии. Социальная, политическая среда не позволяют», – говорила она, например, в беседе, с театроведом Екатериной Даниловой.
На вопрос, является ли работа в театре служением, миссией или больше притворством, паясничеством, заслуженная артистка России Леонова отвечала: «Это кто как к этому относится. Для меня это ремесло раньше было сродни исповеданию. А теперь это, скорее, проповедь, хотя, возможно, так говорить нескромно. Театр – это проповедничество, это такой мощный способ внушения и ведения за собой…»
А когда её спрашивали, остаётся ли Воронеж театральным городом или он что-то утратил, актриса говорила: «Это мы утратили, а не он. Публику винить нельзя. Её не обманешь. Город, наоборот, демонстрирует, что он живой. Публика даёт нам понять, когда мы идём не туда. Если бы она всегда аплодировала и рвалась на спектакли, как бы мы поняли, что что-то делаем не так?»
Тут ответ Надежды хочется дополнить репликой по поводу публики, её вкусов, подверженных веяниям времени и модам. Хорошо известно, какими приёмами и усилиями той или иной политики и пропаганды эти вкусы можно менять и ими манипулировать. А противостоять этим манипуляциям способны только личности цельные, стойкие, сложившиеся, опирающиеся на определённые жизненные принципы, серьёзные знания и опыт, сформировавшие соответствующую позицию – профессиональную и гражданскую… Мне всегда импонировало, что помимо безусловной профессиональной одарённости, удивительной внешности, эта актриса обладала и обладает изысканным вкусом, требовательностью, широтой кругозора, ответственной гражданской позицией – всем тем, чего так не хватает иным представителям искусства, не понимающим зачастую, КТО они, ЧТО выносят на сцену и ЗАЧЕМ, и уж тем более не ориентирующимся в причинах событий, происходящих в России и за её пределами.
Надежда Леонова – человек другого склада. Хорошо помню, как в нашем кругу обсуждали мы страстный и откровенный монолог главного режиссёра ярославской сцены Владимира Александровича Воронцова – выпускника ГИТИСовского курса знаменитого А.А. Гончарова (у которого учился и Глеб Борисович Дроздов – руководитель курса Леоновой во ВГИИ). Воронцов, ушедший по принципиальным соображениям в середине 90-х из государственного театра и вскоре создавший с выпускником Воронежского института искусств Юрием Ваксманом в Ярославле Камерный театр, говорил, пытаясь привлечь всеобщее внимание к возникающим в культуре проблемам профессионального и личностного плана:
«Есть одно ужасное по смыслу слово – «девальвация». Оно означает медленное, незаметное уничтожение чего-то ранее существенного. Разрушение, разложение, распад… Тление.
Весь ужас в том, что это происходит не сразу, не вдруг, а медленно и незаметно. Процесс недоступен ни глазу, ни чувствам, ни сознанию. Как если вдруг мы внезапно уснём лет эдак на 20, а потом проснёмся и посмотрим на себя в зеркало. Что мы там обнаружим? Не ужаснёмся ли? Не зашевелятся ли волосы от увиденного?
А если не заснуть, если постепенно, не сразу, не вдруг – тогда всё нормально. Естественный процесс: никакой паники, никаких потрясений, всё как надо…
Я думаю: что мы потеряли за эти 20 (а то и 30) лет, на которые не смогли уснуть, а потом проснуться и увидеть в зеркале своё изменившееся лицо?
Я уже почти не хожу в театр, потому что не выношу лжи. Но, слава Богу, сегодня, чтобы быть в курсе всей театральной жизни нашей Державы, совсем не обязательно вживую присутствовать на очередном похоронном ритуале: достаточно включить телевизор. Два десятка каналов что-нибудь вскользь сообщат о новых театральных шедеврах, а уж любимый интеллигенцией канал «Культура» четверть своего эфирного времени не преминет посвятить театру.
Теперь появились новые выражения: «модный театр», «модный режиссёр». Кой чёрт они выражают? Ну, есть «модная обувь» – натирайте себе мозоли. Есть «модная причёска» – укладывайте свои волосы «вспять», не так, как предназначено им расти природой. Вставляйте в свои носы, губы, пупки и в разные интимные места пирсинги – и всё это укладывается в понятие «модно». Но театр, искусство?.. «Модный театр»! И продолжим: «модная любовь», «модная мать», «модная церковь»… Да-да, всё это из одного ряда. А уж если совсем по Станиславскому: «модная жизнь человеческого духа». Тьфу!.. Воистину, как у Сервантеса: «Все слова – от Бога, а хитросплетения слов – от Дьявола!».
Впрочем, зачем доказывать прописные истины? Я включаю канал «Культура». (К слову, есть такой короткий анекдот: «Кошмарный сон интеллигента – программа «Дом-2» на канале «Культура».) Так вот, там показывают юбилей одного некогда любимого, да и поныне популярного московского театра. Пытаюсь смотреть Островского. Называется это зрелище «Гроза». Боже праведный! Избави душу от столь похабного, дилетантского юродства! Через пять минут выключаю – и могу снова жить, дышать чистым воздухом… Через два дня снова включаю родной канал «Культура». Тот же театр-юбиляр представляет «Вишнёвый сад». Здесь можно выдержать больше, минут 20. Дальше – трудно. Потому что одноклеточный автор, которого по-школярски разыгрывают эти маленькие клоуны – это не АНТОН ПАВЛОВИЧ ЧЕХОВ! Неужели они этого не понимают?! Тем более что это совсем не маленькие клоуны, это очень хорошие, талантливые актёры! Некоторые из них легендарны, на них молилось поколение шестидесятых! Другие моложе, не менее талантливы!
Что же с нами стало? Это не девальвация? Тогда ЧТО ЭТО?..
Я не случайно начал с ужасного слова – «девальвация». Я не говорю о процессе разложения личности – это уже называется «деградация». А «девальвация» – разложение чего-то, существующего вне нас. Допустим, профессии. Профессии актёра. Режиссёра. Плотника, пекаря, хлебопашца.
Эта зараза готова выкосить всех. Но, Бог да не оставит их, мы говорим сейчас о Театре.
Я снова включаю канал «Культура». Я смотрю очередной спектакль – Гоголь, Чехов, Островский. Зачем их ставят? Не пупкиных, не фердыськиных, не козлодуевых? Почему-то к классике тянет… Что за напасть?
Я испытываю неистовое желание выключить телевизор, но продолжаю смотреть. И задавать себе вопросы. Нет, не им, которые там выхолащивают Островского, – себе, конечно. Я спрашиваю себя, себя самого и только себя, потому что знаю, что ни от кого не получу ответа на эти проклятые, мало кому сегодня нужные вопросы:
Где русская театральная Школа? Где эта неуёмная, бунтарская СИСТЕМА СТАНИСЛАВСКОГО, крушащая шаблоны и актёрские штампы, смывающая с подмостков и из закулисья завалы пошлости и театральной рутины? Где тот «Театр мужественной простоты» Немировича-Данченко, не терпящий духовной расслабленности и слюнтяйства?.. Где преданная проклятию, гонимая с подмостков СВЕРХзадача, главный двигатель энергетики артиста, бередящая его нервы, и где СКВОЗНОЕ ДЕЙСТВИЕ – путь, по которому пробирается окровавленная актёрская душа к своему предначертанному финалу? Где величайшее открытие русского театра XX века – ЗОНЫ МОЛЧАНИЯ, позволяющие нам слышать неуловимое, трепетное дыхание живого артиста? И где намертво связанный с этими зонами ВНУТРЕННИЙ МОНОЛОГ, с особой магнетической силой втягивающий нас беспощадно в оживающее на глазах пространство сцены? Где ВТОРОЙ ПЛАН роли, наполняющий театральное действие завораживающим таинством необъяснимой человеческой души? Где, наконец, само таинственное священнодействие театрального зрелища со всем его буйством и многоцветьем (избави Бог театр от дымогенераторов, лазерных лучей и прочей шоудури)?!
И ещё много, много… Где оно?.. Где?.. Где?
Есть ещё школьнопрописной завет великого русского артиста Щепкина, который помнит всякий первокурсник театральной школы: «Священнодействуй, или убирайся вон из театра!»
Что ж, мы не священнодействуем. И не убираемся вон. Мы привыкли жить так.
Просто так…
А может быть, я всего лишь ошибаюсь, и это вовсе не «девальвация», а только «деградация личностей».
Дай Бог, чтобы это было ошибкой.
Какие-то мысли, высказываемые режиссёром Владимиром Воронцовым, звучали, помнится, и в некоторых откровениях воронежской актрисы Леоновой и других неравнодушных, переживающих всем сердцем острые проблемы, возникающие в России и её культуре…
Сегодня, оглядываясь в прошлое, видишь, что отечественное искусство продолжало существовать и во время тяжелейшего периода Второй мировой войны (Великой Отечественной). Работал тогда и Воронежский драматический театр, уехав на несколько месяцев в эвакуацию, а потом вернувшись в Воронеж, выполняя свою необходимую культурную миссию и продолжая собственную историю. Значительной частью этой славной истории является и творческая биография актрисы Леоновой, начавшаяся в конце 70-х и продолжающаяся по сей день. Все эти годы Надежда Леонова создавала образы во многих спектаклях самых разных постановщиков, проявляя свою личность, внося свой вклад в достижения театра вместе с другими его артистами и режиссёрами.
Отрадно, что и в сложнейшие 90-е Кольцовский театр сопровождали признательные и даже восторженные слова известных театральных деятелей и критиков. Вот только малая часть тех запомнившихся отзывов:
«…В вашей постановке есть любовь к человеку, есть настоящая духовность, такая редкая на сегодняшней сцене. Ваш театр, видимо, один из немногих, где, несмотря на такие трудные времена, ещё сохранились русская культура и русская духовность. Я буду рад пригласить Кольцовский театр в Москву». Народный артист СССР Е.Р. Симонов, художественный руководитель Государственного Театра Дружбы народов.
«Воронежский театр притягивает интеллигентностью, которая прежде всего выражается в полном отсутствии позы и аффектации, серьёзном отношении к своей миссии, неравнодушии, которое даёт толчок к творческим поискам… Не к низменным инстинктам обращено его творчество, а к уму и сердцу современников». Л. Смирнова. Спасибо, Театр! «Кировская правда». Июль 1989 г.
«Среди экранного разлива порнографии и насилия островком высокого искусства остаётся в Воронеже драматический театр. С отвагой стоиков коллектив проповедует подлинные ценности: честь, совесть, достоинство человека…». Валерий Степнов. «Правда». Октябрь 1992 г.
«…В этом спектакле у всех персонажей – не нынешние лица. Они именно оттуда – из 40-х годов. На них печать того времени. Они будничны, не пафосны: они же не знают, что совершают подвиг. Я думаю, этот спектакль – о достоинстве, которое мы, ныне живущие, утратили. Те люди могли сохранять достоинство в любых, самых тяжких обстоятельствах жизни. Мы же, в более благополучных условиях, его потеряли. «Если я честен, я должен!» – эти слова Фёдора Ивановича Бороздина звучат упрёком нам, которые давно уже забыли, что такое честь». Людмила Остропольская, театровед, завлит Московского театра им. Евг. Вахтангова.
«…Мы видим прекрасный ансамбль, созданный незаурядными режиссёрскими находками и необычными мизансценами. Безумно трудно создать столь сыгранный коллектив, так органично использующий пластику. Мало видел я театральных трупп, которые в мюзикле так искусно, гармонично владеют актёрским мастерством, далёким от напыщенной демонстративности… Поэтому без особого труда понятно, что этот театр не только один из ведущих театров России, но и действительно выдающийся, судя по его актёрам и режиссуре». Хаяти Асылязыджи. «Бизим газете», 15 января 2001 г.
- P. S. Вот ведь бывает такое: увидишь вдруг человека и примагничиваешься к нему сразу и навсегда, чувствуя что-то близкое, родное, тебе необходимое. Так у меня случилось, едва я познакомился с Надеждой Леоновой, которую, как оказалось, по семейному обычаю, родственники, друзья и театральные коллеги называют Настей. Для меня всегда радость смотреть на неё в любой роли, в любом спектакле. Давно важным стало, чтобы Настя Леонова была в театре Кольцова всегда, то есть где-то рядом – на сцене, репетиции, в гримёрке. В этом ощущении мне как-то спокойно и хорошо. Даже если мы не видимся подолгу и я не бываю на всех её премьерах. Достаточно того, что знаю: она ЕСТЬ и присутствует в пространстве Воронежа и театра. Это в значительной степени примиряет меня с невнятными постановками, малоинтересными ролями и проявлениями других исполнителей, случающимися на воронежской сцене, как везде и всюду. И всё это потому, что она ЛИЧНОСТЬ удивительная, уникальная, каких мало.
Владимир Межевитин, режиссёр, сценарист