Николай Островский в окружении своей семьи
Чуть больше 81-ого года назад, перестало биться измученное боями, ранениями, болезнями и не человеческими трудами сердце самого великого, самого святого советского героя Николая Островского. Миру более неизвестна столь всесокрушающая идеологическая самоотверженность. Ею обладали лишь соратники и сподвижники Христа…
Исполнитель роли Павки Корчагина в одноимённом фильме по роману Н.А.Островского «Как закалялась сталь», народный артист СССР В.Лановой принадлежит к той редкой породе художников, которые перед тем как сыграть исторический или литературный персонаж, изучают о нём всё, что уже написано и сказано предшественниками. Поэтому шесть десятилетий назад, приступая к сьёмкам упомянутого фильма, Василий Семёнович безо всякого преувеличения перелопатил горы литературы, как о самом романе, так и о его легендарном авторе. Рассказывал: «Однажды к Островскому приехал выдающийся французский прозаик, драматург и эссеист, оказавший значительное влияние на умонастроение большинства европейцев Андре Жид. Правда, тогда он ещё не был нобелевским лауреатом, стал им только в 1947 году. Они долго беседовали через переводчика, хотя Жид живо интересовался всем, что происходило в Советском Союзе и знал немного русский язык. Так вот, покинув Николая Алексеевича, проницательный француз заметил: «Это ваш коммунистический Иисус Христос». Другой французский писатель — и опять же нобелиат — Ромен Роллан считал Островского синонимом «редчайшего и честнейшего нравственного мужества». Писал ему: «Если в Вашей жизни и были мрачные дни, сама она явится источником света для многих тысяч людей. Вы останетесь для мира благотворным, возвышающим примером победы духа над предательством индивидуальной судьбы».
Вот такого героя, братец, предстояло сыграть мне в двадцать два года от роду. Глыбище, титан. Никого подобного ему в мировой литературе близко не наблюдается. Абсолютно не думал о себе. Ослеп, не мог двигаться, и всё равно продолжал писать «Рожденные бурей». А у нас теперь и жизнь писателя, и его творчество, к сожалению, связывают только с политикой, что совершенно неправильно. Французы разобрались быстрее. И восхитились. Правда, теперь «просвещённой» Европе не нужны подобные герои. Впрочем, и среди наших соотечественников нет единодушия в его оценке. Как-то одна журналистка после известных «революционных» событий 1991 года спросила меня «не без подтекста»: Василий Семенович, а как вы сейчас относитесь к Корчагину? Ответил ей: «Теперь, милая, я уважаю его в тысячу раз больше. И хочу, чтобы ваши дети хотя бы во что-нибудь верили так, как мой Павка верил в свою идею. Библейскую идею, кстати…».
Супруга у постели больного писателя
Перечитывая сейчас рассуждения выдающегося русского артиста, ловлю себя на мысли о том, что Василий Семёнович очень точно схватил и мятущуюся биографию Островского, и непреходящее значение его уникального творения, и тот далеко не созидательный тренд, который мы, к сожалению, наблюдаем вокруг отечественных легендарных героев, сродни Островскому. Далеко за примерами ходить не надо. Когда писались эти строки, в соцсетях бурно обсуждалось заявление некоего с позволения сказать карикатуриста, а на самом деле расчётливого ресторатора, заявившего, что Зоя Космодемьянская, казненная гитлеровцами, вовсе и не героиня, а шизофреничка, и то, что она совершила в тылу у немцев, никакой не подвиг, а «клиника».
Ах, как же мировая и внутренняя сволота и мразь ненавидят русских национальных героев! До зубовного скрежета, до желудочных колик и спазмов головного мозга. В нашей стране великое множество великих людей, отдавших свои жизни во благо и процветание Отчизны. Ни одна нация и народность мира в этом смысле не может с нами сравниться. И что же мы теперь наблюдаем? Едва ли не каждая светлая личность России оболгана с ног до головы. И зачастую не какими-нибудь там тёмными силами мирового закулисья, а своими (хотел написать «соотечественниками», но воздержусь), теми, кто живёт или жил рядом с нами, жрал или жрёт «из закромов родины». И при этом все они гадят напропалую, испытывая какое-то мазохистское наслаждение от самого процесса. Как в примере с героем Островского: «С точки зрения психиатрии Павка Корчагин — альтруистический невротик-мазохист. Симптомы: экстатичность, импульсивность, увлеченность идеей до умоисступления, шизофренические признаки так называемого нарушения порядка общественных кругов, когда социальная проблематика становится важнее и ближе, чем личная. Установка на исключительность своей страны и народа преисполняет безмерной верой в себя, чреватой как тиранией на всех уровнях, от семьи до государства, так и готовностью к жертве. Кто бы этой жертвой ни оказался». Пётр Вайль.
Литератор Л.Аннинский пытается играть в объективность: «Никакой он не писатель в современном понимании слова. Он — святой. Его книга — это житие атеистического святого. А как писатель-соцреалист он реализовался в «Рождённых бурей». Вот там он писатель. «Как закалялась сталь» — это что-то другое: выше, ниже, «сбоку» — но другое». Он писал сначала историю молодёжной организации на Украине, ничего не придумывая. Пытались из него сделать писателя и не могли понять: как это так, элементарная нескладуха… герои появляются в романе и тут же исчезают. Когда Островского втягивали в литературу, ему объяснили, что он — писатель. И он начал в этом качестве работать. Главное — это то, что Островский — проповедник, уникальный, потому что эта религиозная одержимость была при отсутствии Бога».
Н.Островский с женой и матерью сразу после награждения его орденом Ленина
А «откровения» других «литераторов» по-жлобски лобовые, как и всё либерально-хамское недовольство. «Культ Корчагина вводился принудительно и рухнул на закате тоталитаризма». И. Кондаков. «То, что роман плохой, скучный и ни для какой истории, кроме истории отупления мозгов, не нужен, почти очевидно». К. Поливанов. «Мне немало повезло в жизни. Я никогда, во всю свою мятежную юность, не читал романа слепого советского писателя Николая Островского «Как закалялась сталь». Н.Климонтович.
Здесь мы наблюдаем злость и ядовитую хулу, так сказать, оценочные. А вот ложь Виктора Астафьева целиком фактологическая: «Караваева и Колосов ездили в Сочи к Николаю Островскому по заданию ЦК комсомола в творческую командировку, помогли больному и слепому автору дорабатывать рукопись будущей знаменитой книги». Однако литератор Колосов при жизни Островского ни разу не был в Сочи, а Караваева — лишь однажды, в 1934 году, проездом в Гагринский Дом творчества. Роман «Как закалялась сталь» к тому времени уже был завершён. Но куда важнее другое: ни страниц, ни даже абзацев, написанных руками А. Караваевой или М. Колосова, не существует в природе! Хотя сам писатель не отрицал существенной помощи этих литераторов, а исследователи его архива насчитывают 19 других почерков в разных рукописях романа.
«Вечный придворный льстец любых наших властителей», по меткому выражению В.Бондаренко, многоликий Е.Евтушенко полагает, что гениальный Булгаков «был заслонён при жизни несравнимым с ним по литературному таланту Н. Островским». А Роман «Как закалялась сталь» — всего лишь инструкция по борьбе с «уклонистами» и прочими «врагами народа».
Примеры подобных злых инсинуаций можно, к сожалению, продолжать, но что это прибавит к тому, что уже сказано? Отечественную либерастию хлебом не корми, дай покривляться и поизгаляться над нравственными категориями и героями, святыми для подавляющего большинства русского люда. И ведь что характерно: «пятая колонна» при всех общественных раскладах и всегда будет с зубовным скрежетом воспринимать и Великую Победу над фашизмом, и всех отечественных славных героев, которые отдали свои жизни ради свободы и величия Отчизны, и вообще всё то, что для людей вменяемых,- свято. Ибо главная её цель: развалить Россию. Ни на что иное «колонна» не способна по самой своей деструктивной сути. Это, кстати, видел и понимал сам Островский. Перед самой смертью он прозорливо писал: «Есть у нас и «литературные жучки», для которых нет никаких авторитетов. О виднейших писателях нашей страны они говорят с пренебрежением, для всех у них есть клички и куча недоброкачественных анекдотов, сплетен и прочего мусора. Это уже не просто болтуны, это хуже. С этими разносчиками сплетен и слушков мы должны повести беспощадную борьбу».
А вот ещё из предсказаний Островского: «Угроза войны чёрным вороном носится над миром. Душно в Европе. Пахнет кровью. Мир лихорадочно вооружается. Было бы предательством забывать о том, что нас окружают злейшие кровавые враги. Фашизм бешено готовится к войне против Советского Союза. Когда грянет гром и настанет кровопролитная ночь, я глубоко уверен, что на защиту родной страны встанут миллионы бойцов — таких, как Павел Корчагин». 6 апреля 1936 года.
Николай Островский (справа) с матерью и старшим братом
…Родился Николай Алексеевич в селе Вилия ныне Ровенской области. Дед его, Иван Васильевич Островский, в звании унтер-офицера сражался на Малаховом кургане при обороне Севастополя во время Крымской войны. Отец, Алексей Иванович, в чине унтер-офицера участвовал в Балканской войне. За боевые подвиги награждён двумя Георгиевскими крестами. По словам Екатерины Алексеевны, сестры писателя, отец рассказывал им о мужестве и героических подвигах русских солдат в Болгарии при обороне Шипки и Плевны. Те рассказы, вне всякого сомнения, оказали решающее влияние на впечатлительного мальчика. С малых лет Коля гордился своими дедом и отцом, потомственными военными. К военной службе его всегда тянуло. Дважды убегал на фронт. «Ведь я по призванию человек военный»,- признавался писательнице В.Дмитриевой. И добавлял, что, не случись с ним эта «проклятая болезнь», он бы стал не писателем, а военным. Островский несказанно обрадовался, когда в 1936 году его зачислили в Политуправление Красной Армии со званием бригадного комиссара. Надев комиссарскую гимнастёрку, изрёк: «Теперь я вернулся в строй и по этой, очень важной для гражданина Республики линии».
…Жил Коля Островский беззаботно и в достатке лишь до 12 лет. Отец с матерью имели крепкий дом, а в нём прислугу. Но в 1914 году отец лишился работы и семья распалась. Родители разъехались по своим родственникам в поисках лучшей доли. А Николаю пришлось пойти в чернорабочие. Днём кочегарил до седьмого пота, ночью читал запоем книги при свете коптилки. Пройдут годы и те ночные бдения катастрофически скажутся на его зрении. Нищета и тяжёлая пахота на производстве, плюс, конечно, и пропагандистская литература привели юношу в революционное движение. Октябрьскую революцию он встретил восторженно, с ясными надеждами на всеобщую жизнь в благоденствии.
Шестнадцатилетним Островский вступил в комсомол и ушёл на фронт. Сражался в кавалерийской бригаде Котовского, в Первой Конной армии Буденного. Получил тяжелейшую контузию и ранение шрапнелью в спину. Начались большие проблемы со здоровьем, после чего юношу комиссовали. Но и тыл ему лёгкой жизни не сулил. Николай работал помощником электромонтёра. Попутно окончил Единую трудовую школу и поступил в Киевский электромеханический техникум. Зимой студентов отправили помогать замерзающему Киеву. Нужно было заготовить дрова и проложить железнодорожную ветку до города. Работать пришлось стоя в замерзающей воде. Островский жутко простудился и вдобавок заразился тифом. Домой его доставили без сознания. Через несколько месяцев выяснилось: ревматоидное заболевание трансформировалось в неизлечимую болезнь – «прогрессирующий анкилозирующий полиартрит с постепенным окостенением суставов». Восемнадцатилетнему Николаю врач сообщил трагическую перспективу: вас ждёт полная неподвижность. О своих эмоциях и состоянии при таком страшном диагнозе Островский, спустя несколько лет, пронзительно и щемяще расскажет устами Павки Корчагина, не сфальшивив ни на йоту.
В середине двадцатых Николай уже не мог ходить без трости (не сгибалась левая нога). Но панике и унынию не поддавался. Переехав к сестре Кате, стал секретарём комсомольской организации Изяславского района. До появления Островского в этой сельской местности не было ни одного комсомольца. Искренне верящий в коммунизм, Николай пламенным революционным словом создал целую сеть комсомольских ячейки, а сам вступил в члены ВКП (б). Несмотря на тяжёлые увечья, записался в бойцы части особого назначения (ЧОН) для борьбы с вооружёнными бандами. Несколько лет невероятных, нечеловеческих напряжений приводят Николая к костылям. Он уезжает в Новороссийск, где женится на Раисе Мацюк. Поступает на заочное отделение Московского коммунистического университета имени Свердлова. Тогда же предпринимает первую литературную пробу: пишет о бойцах-котовцах. Только рукопись та потерялась при пересылке. В 1927 году Островский уже не может ходить. Боли становятся постоянными и адски истязающими. Болезни прогрессируют. Добавляется слепота. Николай Алексеевич меняет клинику за клиникой, переезжает из санатория в санаторий. В Сочи снимает жильё, а в Москве довольствуется коммуналкой. Жена, уходя на работу, закрывает мужа на ключ. Беспомощный человек, почти обездвиженный, ничего не видящий коротает в одиночестве до 16 часов. Ни читать, ни писать он уже не может. Только радио слушает и думает. Однако его мозг в полном порядке и воля не сломлена.
…Русскому человеку хорошо известно: всегда побеждать нельзя. Вот и Островского окончательно одолели боевые раны, слепота. С природой спорить невозможно. Но знает русский человек и то, что не сдаваться нужно всегда. «Я буду жить и сопротивляться, пока будет жить хотя бы одна-единственная клетка моего тела,- писал Николай Алексеевич.- И никто не посмеет сказать: «Он мог бы ещё жить!» С такой установкой на жизнь человек всегда будет звучать по-горьковски гордо. И потому все те, кто придерживается других, прагматических, западно-европейских либеральных взглядов никогда не смирятся с самим существованием Островского. И потому мы всегда будем полагать: горе тому народу, у которого нет героев – светлых личностей, Корчагиных. А те, другие, на Западе, из нашей «пятой колонны» слепо убеждены, что горе тому народу, которому нужны герои. Вот и вся разница между идеалами Русского мира и ценностями иного порядка.
Островский изготавливает трафарет для письма вслепую: в крышке картонной канцелярской папки вырезает узкие полоски. Затем в папку транспаранта вкладывает 25–30 чистой бумаги. Начиная страницу, ставит порядковый номер и затем, не отрывая кисти руки от транспаранта, чтобы не ошибиться, пишет до конца страницы. Исписанный листок кидает на пол. Затем — новая страница. К рассвету папка-транспарант оказывалась пустой. Приходила соседка по квартире Галина Алексеева и вдвоём они доводили до ума итоги бессонной ночи писателя. Осенью 1931 года первую часть романа — девять глав – отправили в несколько издательств. Последовал отказ. А вот журнал «Молодая гвардия» начал публиковать главы романа «Как закалялась сталь». Правда, с большими правками редакции. И, тем не менее, отклики хлынули бурным потоком. Вдохновлённый Островский ударным темпом пишет вторую часть своего героического произведения. Почти сразу роман начали издавать в Японии, Чехословакии, Франции, Англии, Голландии. Его опубликовал и литературный журнал США. Практически одновременно с мировым признанием подоспело и признание на родине. Молодому писателю предоставили отдельную квартиру в центре столицы, машину, дом в Сочи. Во второй половине 1936 года уже практически смертельно больной Николай начинает писать роман «Рождённые бурей». Первая часть вышла в день его смерти – 22 декабря.
…Роман «Как закалялась сталь» произвёл на современников ошеломляющее впечатление. Его появление было сродни упавшему большому метеориту. Одни восприняли необычное произведение, как нечто особое, выходящее за пределы просто литературы, как «исповедь сына века». Другие сразу приклеили Островскому ярлык «идеолога большевистского мифа». А вот харьковский цензурный Обллит назвал роман «Как закалялась сталь» «антисоветским» и потребовала книгу «немедленно изъять». Ибо в ней, по убеждению рецензента, восстановительный период изображён «кромешным адом», а Павел Корчагин – на самом деле — «антигерой». Только благодаря вовремя появившемуся в газете «Правда» очерку Михаила Кольцова «Мужество» о Николае Островском, роман победно зашагал по стране и миру. При этом многие зарубежные представители СМИ поначалу не поверили в реальность существования писателя Островского. Сам роман полагали плодом работы группы писателей, созданном в пропагандистских целях. Но, побывав у Островского в Сочи, признали его «в известном смысле ГЕНИЕМ».
Знаменитый режиссёр В. Мейерхольд рассказывал актёрам своего театра: «Я имел однодневную беседу со Львом Толстым, много беседовал с Антоном Чеховым. Николая Островского я ставлю третьим. Такая необычная культура, такое необычное проникновение в правду жизни, такая способность понимать, что такое искусство». Известный Старец Иерохимонах Сампсон в своих сочинениях «Жизнеописание, беседы и поучения» писал: «В нём были эта огромная любовь к человеку, хотя и атеиста, но всё-таки любовь. Его поразительная работа «Как закалялась сталь» — это выражение любви к человеку. Душевной. И, может быть, даже духовной». Английский историк Д. Линдсей подтверждал: «В его книге нет ни одной фальшивой ноты. Она заставляет гордиться званием человека».
Первый фильм по роману Островского вышел в 1942 году. Тогда Павел Корчагин вдохновлял на подвиги советских людей, ведущих борьбу с немецко-фашистскими захватчиками. Его образ воплотил актёр В. Перист-Петренко. И, без преувеличения, повторил трагическую судьбу своего героя: сразу же после съёмок ушёл на фронт и в том же году погиб. В 1957 году вышла совместная режиссёрская работа Владимира Наумова и Александра Алова с В.Лановым в главной роли, о которой уже говорилось. А спустя четверть века режиссёр Павел Мащенко создал по сценарию В.Наумова и А.Алова шестисерийный телевизионный фильм «Как закалялась сталь», в котором образ Корчагина воплотил на экране замечательный актёр и мой большой друг Владимир Алексеевич Конкин.
Ему слово: «Понимаешь, я прожил эту роль (заметь: не сыграл — прожил) в таком возрасте и в такое время, что даже представить что-то иное, чем то, что получилось, невозможно было. Так что я был тогда очень-очень, предельно искренен, выложился на фортиссимо своих творческих сил и способностей и добился, смею полагать, определенного успеха. На время съемок,- а работали мы больше года,- я как бы растворился в этой великой и фанатичной личности. Не побоюсь признаться, он меня внутренне взбудоражил, перестроил всего. Учти, я же тогда впервые в жизни познакомился с подлинным Островским, который для школьных учебников был «кастрированный» на треть. Плюс прочитал подлинные дневники, письма. Так вот, что бы мы сегодня ни говорили, ни писали, но это характер, каких во все времена — раз, два и обчелся. Разумеется, сыграть Павку посредственно или даже хорошо в то время — да об этом нельзя было и думать. И дело тут не только в том, что нашу работу курировал Идеологический отдел ЦК КПСС, не в возможной актерской неудаче, от которой никто, кстати, не застрахован. Для меня лично всё дело было в тех тысячах, а, может быть, и миллионах мальчишек и девчонок, которым предстояло смотреть фильм. Не поверив моему Павке, а вдруг они не поверят ему вообще — вот что терзало мою душу. Положим, это я теперь с высоты жизненного опыта понимаю, что преувеличивал и значение возможной неудачи, и потенциал, как бы сказали ученые люди, воспитательной функции фильма. Но более четырёх десятилетий назад…
— Сорок три года назад…
— Вот-вот… в те годы я именно так и думал. И никак иначе!
Могила Николая Островского в Москве
Словом, мне предстояло, как бы заново вспахать характер Павки Корчагина, снять с его личности пелену поверхностного представления, «забронзовелость», сложившуюся по школьным учебникам и сыграть его живым, пусть даже очень неординарным человеком. Наверное, лишь мой собственный тогдашний максимализм, молодеческая, если не удальская вера в личные способности помогли мне справиться со столь трудной задачей.
— А не задают тебе вопрос: зачем понадобилась новая экранизация? Ведь был художественный фильм с таким же названием.
— Который, кстати, я смотрю и поныне с интересом. И молодой Василий Семёнович Лановой мне в нём нравится. Но, понимаешь, такого героя, как Корчагин, сыграть раз и навсегда нельзя. Как нельзя этого сделать ни с Гамлетом, ни с Ричардом, ни с братьями Карамазовыми – и я перечислять могу ещё много. Даже сейчас, в период всеобщего нигилизма можно обращаться к Корчагину. Не исключаю, что через некоторое время вновь появится этот молодой, фанатичный коммунист и будет по-своему отвечать на самые сложные и жгучие вопросы жизни. Или — не отвечать. Мы же тогда старались показать в Павке необыкновенную, по-человечески запредельную силу, бескомпромиссность, при огромной, испепеляющей окружающих, фанатичной преданности идее. Повторюсь: по представлениям того времени мы со своей задачей справились весьма и весьма неплохо. По отзывам многих критиков, прости, так и вовсе великолепно. А книга «Как закалялась сталь» — на все времена. Она никогда не устареет, потому что нравственные проблемы, бьющиеся и кровоточащие в ней, всегда останутся для людей актуальными. Островский сумел создать в своём романе почти идеальный образ, который, вместе с тем, остаётся абсолютно земным человеком. Убеждён, что Павел Корчагин нужен и сегодня, что его не удастся отменить никому и никогда».
Положим, именно сегодня никто фильма про Корчагина ставить не будет. (Роман «Как закалялась сталь» выбрасывался даже из школьной программы). Он не нужен нашему раздёрганному кинематографу. Тем более не нужен шкурному и рваческому телевидению. Почему «по ящику» косяком идут многосерийные фильмы про Мишку-Япончика, Соньку Золотую Ручку, Чёрную кошку и почему телевидение совершенно не интересуется героической тематикой как таковой? Кроме, так сказать, идеологических, финансовых и других прочих причин ещё и потому, что нынешние так называемые деятели культуры боятся, как огня тем возвышенных, героических, духоподъёмных. У всех у них скопом кишочки тонки возвеличивать человека в их творческих потугах. Да и международных призов не получишь за Корчагина. Вот ковыряться в человеческих низостях и мерзостях, прошу меня извинить, в дерьме людском, им, «свободным деятелям культуры» сподручнее и много спокойнее. Это как в старом анекдоте: «Чьи будут экскременты в виде горошин?» — «Козьи или овечьи» — «А в виде лепёшек?» — «Ясное дело: коровьи» — «Тогда назовите десять имён художников эпохи раннего Ренессанса» — «Не знаю» — «Вот так всегда. Как в дерьме, так толк все понимают, а как в искусстве – сплошные дегенераты».
Но мир не стоит на месте. И время Островского с его Павкой Корчагиным ещё вернётся. Русскому миру без них не обойтись. Лучшие люди из этого мира никогда не откажутся от великой и светлой максимы: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить».
…Книги Н.Островского изданы на 75 языках свыше 770 раз общим тиражом 57 миллионов экземпляров. В советское время было три экранизации «Как закалялась сталь». В 2000 году в Китае сняли двадцатисерийный фильм «Как закалялась сталь». Роман «Рождённые бурей» экранизировался в Советском Союзе дважды. Выпущено несколько документальных фильмов о Николае Островском. В ряде городов бывшего Советского Союза есть улицы, названные в честь Павла Корчагина — редчайший случай запечатления литературного персонажа в официальной городской топонимике. Так, улица Павла Корчагина есть в Москве, в Кирове, в Нижнем Новгороде, в Астрахани (причём в последнем случае улица получила такое название уже после распада СССР), в Бийске, в Рудном (Кустанайская область, Казахстан), в Запорожье, в Горловке, в Павлограде (Днепропетровская область улица переименована), в Тирасполе. Кроме того, улица Павла Корчагина есть в Гагаринском районе города Севастополя. Улица Корчагина существует в Сочи (там находится Литературно-мемориальный музей Н. А. Островского), в Новосибирске, в Орле, в Брянске, в Новоалтайске, в Алма-Ате, в Кокшетау. Бульвар Корчагина существует в Набережных Челнах. Улица Корчагинцев была в Харькове (переименована). В Ростове-на-Дону есть парк культуры и отдыха имени Н. Островского. Его имя носят городские библиотеки в Кирово-Чепецке, Комсомольске-на-Амуре и в Костанае. В СССР существовал Всесоюзный литературный конкурс имени Николая Островского. Свердловская детская железная дорога носит имя Николая Островского. В двадцати городах России, Белоруссии и Украины установлены памятники Николаю Островскому.
Михаил Захарчук.
