В эти памятные юбилейные дни Великой Победы советского народа во Второй мировой войне, ставшей для нас Великой Отечественной, вместе с героями фронта и тыла (которым несть числа) – рядовыми и командирами разного уровня – всякий раз вспоминаешь, конечно же, генералов и маршалов, возглавлявших армии и работу в тылу, а среди них Верховного главнокомандующего и руководителя страны ИОСИФА ВИССАРИОНОВИЧА СТАЛИНА. Ему в тяжелейшие довоенные, военные и послевоенные годы было посвящено огромное количество поэтических и прозаических произведений самых разных известнейших авторов – как советских, так и зарубежных. Победа СССР над фашизмом позволила тогда многим странам освободиться от колониальной зависимости, обрести свободу и начать новые этапы своей жизни и развития. Сегодня вспомнить о славном времени хочется строчками стихов нескольких наших поэтов, обращённых к Сталину и победившей Советской стране.
Борис Пастернак
Я понял: всё живо. Векам не пропасть, и жизнь без наживы – завидная часть.
Спасибо, спасибо трём тысячам лет, в трудах без разгиба оставившим свет.
Спасибо предтечам, спасибо вождям. Не тем же, так нечем отплачивать нам.
И мы по жилищам пройдём с фонарём, и тоже поищем, и тоже умрём.
И новые годы, покинув ангар, рванутся под своды январских фанфар.
И вечно, обвалом врываясь извне, Великое в малом отдастся во мне.
И смех у завалин, и мысль от сохи, и Ленин, и Сталин, и эти стихи,
Железо и порох заглядов вперёд и звёзды, которых износ не берёт.
1935
Михаил Светлов
ПЕСНЯ О ДРУЖБЕ
Я искал единственного друга в свисте пуль и в гуле батарей,
Шёл со мной сквозь ветер и сквозь вьюгу миллион единственных друзей!
Расцветают песни и знамёна на счастливой родине моей –
Это выбирают миллионы лучших из единственных друзей.
Никому с тобою не сравняться! Кто тебя могучей и сильней,
Родина освобождённых наций, Родина единственных друзей?
Мы хорошими людьми богаты – много их в стране богатырей;
Выбирает лучших в депутаты миллион единственных друзей!
Мы идём колонною несметной, нашей славы песня широка!
Наша Конституция бессмертна! Сталинское слово – на века!
1937
Анна Ахматова
Пусть миру этот день запомнится навеки, пусть будет вечности завещан этот час.
Легенда говорит о мудром человеке, что каждого из нас от страшной смерти спас.
Ликует вся страна в лучах зари янтарной, и радости чистейшей нет преград, –
И древний Самарканд, и Мурманск заполярный, и дважды Сталиным спасённый Ленинград
В день новолетия учителя и друга песнь светлой благодарности поют, –
Пускай вокруг неистовствует вьюга или фиалки горные цветут.
И вторят городам Советского Союза всех дружеских республик города
И труженики те, которых душат узы, но чья свободна речь и чья душа горда.
И вольно думы их летят к столице славы, к высокому Кремлю – борцу за вечный свет,
Откуда в полночь гимн несётся величавый и на весь мир звучит, как помощь и привет.
21 декабря 1949 года (на 70-летие Сталина)
Анна Ахматова
И Вождь орлиными очами увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами преображённая земля.
И с самой середины века, которому он имя дал,
Он видит сердце человека, что стало светлым, как кристалл.
Своих трудов, своих деяний он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий, мосты, заводы и сады.
Свой дух вдохнул он в этот город, он отвратил от нас беду, –
Вот отчего так твёрд и молод Москвы необоримый дух.
И благодарного народа Вождь слышит голос: “Мы пришли
Сказать, – где Сталин, там свобода, мир и величие земли!”
1949
Сергей Михалков
СТАЛИН
Раскрыл боец армейскую газету. На первый лист упал полоской свет.
И вот – указ Верховного Совета и над указом – сталинский портрет.
Был тот боец простым рабочим малым из города Ростова-на-Дону.
До сей поры в сраженьях не бывал он, и первый раз увидел он войну.
И Сталина не видел он ни разу, но знал о нём, как знает весь народ,
По песням, по делам и по рассказам, в которых образ Сталина живёт.
Былых боёв боец тот не изведал, но, плоть от плоти сын своей страны,
Он знал, что Сталин – это есть Победа на всех фронтах: труда, борьбы, войны.
Ночную мглу прорезал взлёт ракеты, и первый взвод пошёл в свой первый бой.
Газетный лист со сталинским портретом красноармеец уносил с собой.
Феликс Чуев
Уже послы живут в тылу глубоком, уже в Москве наркомов не видать,
И панцерные армии фон Бока на Химки продолжают наступать.
Решают в штабе Западного фронта – поставить штаб восточнее Москвы,
И солнце раной русского народа горит среди осенней синевы …
Уже в Москве ответственные лица не понимают только одного:
Когда же Сам уедет из столицы – но как спросить об этом Самого?
Да, как спросить? Вопрос предельно важен, такой, что не отложишь на потом:
– Когда отправить полк охраны Вашей на Куйбышев? Состав уже готов.
Дрожали стёкла в грохоте воздушном, сверкало в Александровском саду …
Сказал спокойно: «Если будет нужно, я этот полк в атаку поведу».
Арсений Тарковский
Миновала неделя немыслимой этой разлуки.
Трудно сердцу сыновнему сердце его пережить.
Трудно этим рукам пережить его сильные руки
И своё повседневное малое дело вершить.
И себя самому трудно телу нести, тяжелея.
Подойти, постоять, подойти ещё ближе на пядь…
Трудно веки поднять и взглянуть на гранит мавзолея,
Оба имени вместе одно за другим прочитать.
Трудно слышать ушам, как шумит этот город высокий, –
А строителя города больше не видит народ…
Трудно этим словам собираться и строиться в строки
Без надежды на то, что и он их, быть может, прочтёт.
Трудно стрелкам часов без него мерить время на башне,
Трудно с юга теплу в этот год пробиваться в Москву,
И лесам без него трудно жить его лаской вчерашней,
И полям без него над собою глядеть в синеву.
Трудно жить без него и просторам советской державы,
И далёким краям всей захлёстнутой горем земли.
Трудно жить без него. Но лучи его правды и славы
В человеческий разум и в сердце навеки вошли.
Без него и друзьям его, в битвах испытанным, трудно,
Но в годину суровую приняли знамя вождя,
И меж тем, как лежит он, закованный в сон непробудный,
Глаз своих не смыкают, путём его землю ведя.
Пересилим себя, одолеем великое горе,
С тем же именем в сердце, как в битвы ходили при нём,
Словно горы высокие, словно глубокое море,
Стиснув зубы, скрепившись, и эту беду перейдём.
Мы – солдаты его. Ничего, что мы все постарели
В эти горькие дни. Разве слёзы седых матерей
В годы грозных боёв не влекли нас к возвышенной цели,
И не стали мы разве от ран своих втрое сильней?
Мы видали его в дни народных торжеств и тревоги,
Так расскажем о нём малым детям своим, потому
Что идут и они вслед за нами по нашей дороге, –
Пусть же будут верны и они беззаветно ему.
Скажем детям: – Он дал нам великое счастье и право
Жить бессмертьем его и народы от гибели спас;
Был он скромен и мудр, и его неизбывная слава
Окружает, как воздух, и делает сильными нас.
Миру – мир завещал он. И в каждом свободном порыве,
В каждом нашем он жив. Может быть, из людей
Был наш Сталин, как вождь, наш отец – всех на свете счастливей,
Ибо счастье людское он создал рукою своей.
1953
Арсений Тарковский
НАШ ТОСТ
Если на Родине с нами встречаются несколько старых друзей,
Всё, что нам дорого, припоминается, песня звучит веселей.
Ну-ка, товарищи, грянем застольную, выше стаканы с вином,
Выпьем за Родину нашу привольную, выпьем и снова нальём.
Выпьем за русскую удаль кипучую, за богатырский народ!
Выпьем за армию нашу могучую, выпьем за доблестный флот!
Встанем, товарищи, выпьем за гвардию, равной ей в мужестве нет.
Тост наш за Сталина! Тост наш за партию! Тост наш за знамя побед!
Осип Мандельштам
Если б меня наши враги взяли и перестали со мной говорить люди,
Если б лишили меня всего в мире: права дышать и открывать двери
И утверждать, что бытие будет и что народ, как судия, судит, –
Если б меня смели держать зверем, пищу мою на пол кидать стали б, –
Я не смолчу, не заглушу боли, но начерчу то, что чертить волен,
И, раскачав колокол стен голый и разбудив вражеской тьмы угол,
Я запрягу десять волов в голос и поведу руку во тьме плугом –
И в глубине сторожевой ночи чернорабочей вспыхнут земле очи,
И – в легион братских очей сжатый – я упаду тяжестью всей жатвы,
Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы – и налетит пламенных лет стая,
Прошелестит спелой грозой Ленин, и на земле, что избежит тленья,
Будет будить разум и жизнь Сталин.
1937
Осип Мандельштам ОДА СТАЛИНУ
Когда б я уголь взял для высшей похвалы – для радости рисунка непреложной, –
Я б воздух расчертил на хитрые углы и осторожно и тревожно.
Чтоб настоящее в чертах отозвалось, в искусстве с дерзостью гранича,
Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось, ста сорока народов чтя обычай.
Я б поднял брови малый уголок и поднял вновь и разрешил иначе:
Знать, Прометей раздул свой уголёк, – Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!
Я б несколько гремучих линий взял, всё моложавое его тысячелетье,
И мужество улыбкою связал и развязал в ненапряжённом свете,
И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца, какого не скажу, то выраженье, близясь
К которому, к нему, – вдруг узнаёшь отца и задыхаешься, почуяв мира близость.
И я хочу благодарить холмы, что эту кость и эту кисть развили:
Он родился в горах и горечь знал тюрьмы. Хочу назвать его – не Сталин, – Джугашвили!
Художник, береги и охраняй бойца: в рост окружи его сырым и синим бором
Вниманья влажного. Не огорчить отца недобрым образом иль мыслей недобором,
Художник, помоги тому, кто весь с тобой, кто мыслит, чувствует и строит.
Не я и не другой – ему народ родной – народ-Гомер хвалу утроит.
Художник, береги и охраняй бойца: лес человечества за ним поёт, густея,
Само грядущее – дружина мудреца и слушает его всё чаще, всё смелее.
Он свесился с трибуны, как с горы, в бугры голов. Должник сильнее иска,
Могучие глаза решительно добры, густая бровь кому-то светит близко,
И я хотел бы стрелкой указать на твёрдость рта – отца речей упрямых,
Лепное, сложное, крутое веко – знать, работает из миллиона рамок.
Весь – откровенность, весь – признанья медь, и зоркий слух, не терпящий сурдинки,
На всех готовых жить и умереть бегут, играя, хмурые морщинки.
Сжимая уголёк, в котором всё сошлось, рукою жадною одно лишь сходство клича,
Рукою хищною – ловить лишь сходства ось – я уголь искрошу, ища его обличья.
Я у него учусь, не для себя учась. Я у него учусь – к себе не знать пощады,
Несчастья скроют ли большого плана часть, я разыщу его в случайностях их чада…
Пусть недостоин я ещё иметь друзей, пусть не насыщен я и желчью и слезами,
Он всё мне чудится в шинели, в картузе, на чудной площади с счастливыми глазами.
Глазами Сталина раздвинута гора и вдаль прищурилась равнина.
Как море без морщин, как завтра из вчера – до солнца борозды от плуга-исполина.
Он улыбается улыбкою жнеца рукопожатий в разговоре,
Который начался и длится без конца на шестиклятвенном просторе.
И каждое гумно и каждая копна сильна, убориста, умна – добро живое –
Чудо народное! Да будет жизнь крупна. Ворочается счастье стержневое.
И шестикратно я в сознаньи берегу, свидетель медленный труда, борьбы и жатвы,
Его огромный путь – через тайгу и ленинский октябрь – до выполненной клятвы.
Уходят вдаль людских голов бугры: я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,
Но в книгах ласковых и в играх детворы воскресну я сказать, что солнце светит.
Правдивей правды нет, чем искренность бойца: для чести и любви, для доблести и стали
Есть имя славное для сжатых губ чтеца – его мы слышали и мы его застали.
1937
Николай Асеев
из «Повести пламенных лет»
И Сталин тогда представлялся нам, не в пышном наряде – главным из главных, –
Держался он с твёрдым достоинством. Сам поэтов выслушивая, как равных.
Он нравился нам одеждой простой, негромкой, раздельной, внушительной речью,
И я бы хотел не для славы пустой постигнуть натуру его человечью.
Я Сталина так бы тогда описал: он чуть рябоватый и чуть грубоватый,
Просмолены солнцем его волоса, но прежде всего он – не обыватель!
Вы Сталина сравниваете с орлом? Что толку и чести равнять его с птицей!
Скорее – с гранёным алмазным сверлом, которым гранитное время сверлится.
Он бродит один средь кремлёвских палат, вживаясь в чужой стародавний обычай;
Он носит шинель, как тюремный бушлат без всяких особых петлиц и отличий.
Его до синя ненавидят враги, не смогшие вбить в нашу спаянность клинья;
Он носит короткие сапоги, но шаг его твёрд, непреклонен и длинен.
И мы с ним сроднились – с шинелью его, с курящейся трубкой, улыбкой усатой,
Со всею фигурой его боевой, грозящею старому миру осадой
Александр Вертинский
Чуть седой, как серебряный тополь, он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь! Сколько стоил ему Сталинград!
И в слепые, морозные ночи, когда фронт заметала пурга,
Его ясные, яркие очи до конца разглядели врага.
Побеждая в военной науке, вражьей кровью окрасив снега,
Он в народа могучие руки обнаглевшего принял врага.
И когда подходили вандалы к нашей древней столице отцов,
Где нашёл он таких генералов и таких легендарных бойцов?!
Он взрастил их… над их воспитаньем много думал он ночи и дни.
О, к каким роковым испытаньям подготовлены были они!
И в боях за отчизну суровых шли без страха на смерть – за него,
За его справедливое слово, за великую правду его.
Как высоко вознёс он державу, мощь советских народов-друзей!
И какую всемирную славу создал он для отчизны своей!
Тот же взгляд… те же речи простые… Столь же скупы и мудры слова.
Над военною картой России поседела его голова!
1945
Евгений Евтушенко
НОЧЬ ИДЁТ ПО МОСКВЕ
Тихо гаснут огни столицы. Клонит ветер деревья ко сну.
Ночь идёт по Москве. Мне не спится. Я окно отворил в весну.
В белых фартуках дворники дремлют уставшие. Вся листва в переливах зелёного плеска,
И машины шуршат запоздавшие по асфальту, накатанному до блеска.
Только в скверах – шаганье влюблённых пар. Им-то что до того, что поздно!
И последний трамвай направляется в парк, высекая из сумрака звёзды…
Я хочу, чтоб о счастье мне рассказала этой ночи раскрытая повесть.
Паровозный гудок прозвучал у вокзала: это в рейс отправляется поезд.
Кто его пассажиры? Я с ними, наверно, знаком, я их часто, наверно, встречал,
Ведь на родине нашей дружба – закон и начало многих начал!
Я знаю: грядущее видя вокруг, склоняется этой ночью
Самый мой лучший на свете друг в Кремле над столом рабочим.
Весь мир перед ним – необъятной ширью! В бессонной ночной тишине
Он думает о стране, о мире, он думает обо мне.
Подходит к окну. Любуясь столицей, тепло улыбается он.
А я засыпаю, и мне приснится очень хороший сон.
1950
Владимир Александров
В свершеньях, подвигах герои остаются да в книгах, снимках, их хранящих лица…
Лишь там с забвением возможно разминуться, где Время-Память бесконечно длится…
Как часто в Слове, вечность нам дарящем, Героев судьбы могут продолжаться,
В портретах, плёнках, строчках негорящих, дыханием оставшись, проявляться…
* * *
Не только из икон, а из портретов предков иконостас нам нужен в каждый дом.
И жить бы надо нам по их заветам, под светом Красных Победительных знамён.
Благодаря победам, жертвам предков, мы живы и живём наперекор всему,
Хоть предаём мечты и цели их нередко и разрушаем общую судьбу.
В идеи веря равенства и братства, в Войне Великой победили те врага,
И потому, превозмогая святотатство, должны портреты их быть с нами навсегда,
Пока не потеряли стыд и совесть мы окончательно, разрушив их Союз,
Историю побед не превратили в «повесть» иль в анекдот с названьем «Gott mit uns!»
Пока совсем не превратились в недоумков, в татуированных завистливых хапуг,
Идя на поводу предательств и проступков, где каждый каждому уже не брат, не друг.
Иконостас не из икон, а ликов предков необходим сегодня в каждый дом –
Простых солдат и маршалов Победы священным рядом героических имён.
материал подготовили: Владимир Межевитин,
Сергей Ольденбургский